Вы находитесь: Главная страница> Достоевский Федор> В романе «Идиот» (1868) два главных лица князь Мышкин и Настасья

Сочинение на тему «В романе «Идиот» (1868) два главных лица князь Мышкин и Настасья»

В конце 60-х — начале 70-х годов происходит кристаллизация противоречий в мировоззрении и творчестве Достоевского. Усиливается враждебность к идеям материализма, к революционному движению и одновременно ненависть к деградирующему дворянству и капиталистическому миру. В новых произведениях писателя центральное место занимает показ кризиса буржуазного индивидуалистического сознания, всеобщего разложения, отчуждения и раздвоенности, своеволия личности. Вместе с тем Достоевский по-прежнему не оставляет мечты о гармоническом, цельном человеке, о красоте, которая призвана спасти мир. Весь этот сложный комплекс идей отразился в романе «Идиот».

В романе «Идиот» (1868) два главных действующих лица — князь Мышкин и Настасья Филипповна. С Мышкиным связана Постоянно владевшая Достоевским проблема изображения в литературе «положительно-прекрасного человека», пытающегося спасти мир. Литературными аналогиями при изображении Мышкина дли писателя были Дон-Кихот, Пиквик, противостоящие окружающей их среде как носители простого, естественного сознания.

Князь Мышкин — кроткий, совестливый, наивный и мудрый одпокременпо — проходит через все сложные конфликты романа. Убежденный, что сострадание может переродить любого человека, В и конечном счете и человечество, он стремится всем помочь, хочет стать нужным и полезным для всякого, кто встречается на его пути. Его неожиданное появление в этом мире хищников, гото-Ш.1Х пожрать друг друга за богатство, за владение женской красотой, в обществе финансистов, дельцов, мелких и крупных чинов-пиков похоже на легендарное появление Христа^Мышкин настолько необычен, настолько хорош и идеален по сравнению с окружающими, что он кажется идиотом (отсюда и название романа).

Герой романа с его изначальной добротой, нравственной чистотой и благородством — одно из наиболее ярких воплощений идеала «естественного человека» в литературе. И то, что Мышкин воспитывался в Швейцарии и именно оттуда приезжает в Россию, должно было дополнительно напомнить читателям о Руссо и его идеях, Столкновение «естественного человека», готового, как Христос, принять на себя псе грехи человечества, и реальной жестокой действительности образует контраст, являющийся трагическим п силу ОГО неразрешимости. Мышкину не дано победить господствующие в мире эгоистические страсти, человеческую разобщенность.

I! этом мире не может найти места и Настасья Филипповна — гордая, благородная и страдающая женщина, наделенная красотой. «С этакой красотой можно мир перевернуть»,— о ней в романе. В действительности ее красота становится ГС ИШЬ предметом гнусного торга. Этот мир оказывается враждебным всему прекрасному и благородному.

Желая отомстить своим обидчикам, Настасья Филипповна пользуется средствами, принятыми в этом же обществе, ее погубившем: интригами, хитрой расчетливостью. Все это соединяется с огромным душевным надрывом и самоистязанием. Она болезненно остро переживает свое падение, с жестокостью мучает других, но с не меньшей силой мучается и сама, буквально разрываясь между Мышкиным и Рогожиным, иными словами, между добром и злом, светом и тьмой, «раем» и «адом».
Тут дают себя знать и мотивы жертвенности, и стремление унизить себя, утвердиться в мыслях о собственной греховности, в том, что она «рогожинская».

Идейно-художественная структура «Идиота» оказалась внутренне противоречивой. Появление в романе «антинигилистических» сцен было неорганично и искусственно. Это обстоятельство специально отмечал Салтыков-Щедрин в рецензии на роман. «По глубине замысла,— писал он,— по широте задач нравственного мира… этот писатель стоит у нас совершенно особняком. Он не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленных исканий человечества… И что же? Несмотря на лучезарность подобной задачи, поглощающей в себе все переходные формы прогресса, г. Достоевский, нимало не стесняясь, тут же сам подрывает свое дело, выставляя в позорном виде людей, которых усилия всецело обращены в ту самую сторону, в которую, по-видимому, устремляется заветнейшая мысль автора». Подобного рода противоречие порою ощущается в «Бесах».