Кулак! Кулак! Да еще и бестия в придачу.
Н. В. Гоголь
Поэма «Мертвые души» явила миру настоящую галерею незабываемых русских характеров. Николай Васильевич Гоголь постарался дать объективную оценку крепостнической Руси, ее бедам и печалям. Автор одним из первых русских писателей понял разящую силу смеха. Поднявшись до сатиры, он обличал пороки помещичье-крепостнического строя Руси, видя в нем основное зло, губящее как самих помещиков, так и подневольных им крестьян. Но «столпы общества», в сравнении со своими рабами, оказываются в довольно невыгодном свете. Крестьяне трудолюбивы, мастеровиты, добры и смекалисты. Это их руками построено все то благополучие, которым как должным пользуются трутни и бездельники, безнравственные помещики.
Говоря о мертвых душах, Гоголь подводит читателей к мысли, что настоящими «мертвыми» являются души помещиков, давно уже переставших совершенствоваться, мечтать о высоком предназначении человека, а заботящихся лишь о собственном сытом существовании, обогащении любыми способами.
Таков Собакевич. Он понял надвигающуюся эпоху власти денег, и сам стремится не отстать от времени, сколотить капитал, не задумываясь о его источниках. Он груб, неуклюж и неотесан внешне, так же бедно и его внутреннее содержание. «Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя… фрак на нем был совершенно медвежьего цвета… ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый… есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила..: хватила топором раз — вышел нос, хватила в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет».
Подъезжая к деревне Собакевича, Чичиков обратил внимание на прочность всех строений. Эта домовитость говорит не о силе характера Собакевича, но больше об умении его крестьян, руками которых все здесь и сделано. «Деревня показалась ему (Чичикову) довольно велика… посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей и темно-серыми или, лучше, дикими стенами,— дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов… Двор окружен был крепкою и непомерно толстою деревянного решеткой… На конюшни, сараи и кухни были употреблены пол-
новесные и толстые бревна, определенные на вековое стояние. Деревенские избы мужиков тож срублены были на диво… все было пригнано плотно и как следует. Даже колодец был обделан в такой крепкий дуб, какой идет только на мельницы да на корабли».
Собакевич не заботится о красоте, от нее мало пользы, но все в доме устойчиво и тяжеловесно. Каждая вещь неуклюжа, громоздка и как бы сообщает: «И я тоже Собакевич!»
Хозяин вряд ли читает книги и занимается каким-либо творчеством, нигде не видно и следа чернил. Стены комнат украшают картины, от которых присутствующих кидает в дрожь. В доме все обстоятельно и размеренно. Вовремя подают обильный обед, за которым Михаил Семенович (даже имя его медвежье) поглощает огромное количество еды. Он «патриот желудка». Для него трапеза — священный ритуал, один из видов приятного времяпрепровождения.
Собакевич в разговоре с Чичиковым выказывает необыкновенную озлобленность к окружающим. Все, по его мнению, плохи, жулики, мошенники: «За копейку убьют». Губернатор и вице-губернатор— «Это Гога и Магога!»
Чичиков и тут старается приспособиться к поведению и разговору хозяина, нащупывает точки соприкосновения с ним. Не успев завести разговор о покупке мертвых душ, Чичиков обескуражен напором Собакевича, готового продать «по сту рублей». Его жадность непомерна, он забывает, что речь идет об умерших крестьянах, и расхваливает их, как барышник, чтобы набавить цену. Но из его уст звучит гимн работникам: «…вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на один час, прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!.. А Пробка Степан, плотник?.. Служи он в гвардии, ему бы бог знает что дали, трех аршин с вершком ростом!.. Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного! А Еремей Сорокоплехин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей».
И опять «вылезла» натура Собакевича, главное —деньги. У него нет почтения ни к умершим крестьянам, ни признательности за их добросовестный труд, а лишь желание продать подороже «товар», не продешевить. Какие могут быть разговоры, сомнения, угрызения совести, если нашелся покупатель и на этот «товар». Только бы не упустить своей выгоды.
Писатель не ослабляет сатирического накала, описывая сцену передачи денег и расписки Чичиковым Собакевичу. Оба мошенника прекрасно понимают друг друга, боятся быть обманутыми, поэтому протягивают одновременно: один — деньги, другой— расписку, выхватывая, облегченно вздыхают, что миновали «трудности».
Чичиков, посещая помещиков, впервые в Собакевиче встречает «кулака» под стать вебе, поэтому Павлу Ивановичу так тяжело вести дело с Михаилом Семеновичем. Здесь «сшиблись» два капиталистических начала. Каждый хочет надуть другого и боится «остаться в дураках». Автору отвратительны оба эти характера. Гоголь хотел видеть Россию свободною и просвященною. Отсюда и появление в конце первого тома поэмы образа «птицы-тройки», летящей в прекрасное будущее, где ей, верит писатель, уготована лучшая доля.
«…Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, посто-раниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
