Повесть «Шинель» была задумана Н. В. Гоголем еще в 1834 году. В основе сюжета произведения лежит «канцелярский анекдот» о бедном чиновнике, страстном охотнике, который накопил денег на покупку ружья и утопил его на первой же охоте, так и не сделав ни одного выстрела. От пережитого стресса чиновник заболел и был уже при смерти, но товарищи собрали по подписке деньги на новое ружье и таким образом спасли его.
Из этого анекдота и выросла «Шинель». Как можно увидеть, от первоначального сюжета практически ничего не осталось. В повести речь идет не о предмете роскоши, а о вещи первой необходимости, Башмачкин не теряет шинель, а подвергается нападению воров, и, самое главное, возникает трагический конец — никто не заступился за Акакия Акакиевича и не помог ему.
Итак, Гоголь изменил реальный материал таким образом, чтобы на первый план выступила гуманная идея. Он взял героя, занимавшего одно из последних мест в иерархической системе чинов, тихое и безобидное существо, никогда никому не причинявшее зла, покорно сносившее всяческие лишения и насмешки, не обнаруживавшее никогда никаких притязаний. И вот этого человека жизнь беспощадно наказывает и уничтожает, как злодея и преступника.
Гуманный смысл повести создается не только выбором персонажей и окружающих его обстоятельств, но и самой манерой повествования. Рассказ в основном ведется в шутливом тоне непритязательной свободной болтовни. Герой жалок, несчастен, а рассказчик, словно не замечая этого, смеется над ним. Он говорит, что чиновники, насмехаясь над Акакием Акакиевичем, отнимали у его вещи «благородное имя шинели и называли ее капотом», но затем герой и сам, словно позабывшись, тоже несколько раз называет ее капотом.
Рассуждая о происхождении фамилии героя, рассказчик нарушает логику повествования: «Фамилия чиновника была Башмачкин. Уже по одному имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого не известно. И отец, и дед, и даже шурин, и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки». Здесь Гоголь как будто говорит не сам, а перепоручает рассказ другому лицу, который своим обликом и биографией близок описываемым героям.
Но есть в повести и иной стиль повествования — там, где говорится об «одном молодом человеке», которого потрясли издевательства чиновников над Акакием Акакиевичем. «И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу… И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! Даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным». Это уже другой тон, другая речь, в которой нет насмешки. Стиль торжественный, возвышенный, сокровенное слово, имеющее философский смысл. Причем, слово не обезличенное, оно принадлежит некоему молодому чиновнику, недавно попавшему в канцелярию, открытому голосу совести и сострадания. Встреча с Акакием Акакиевичем не только потрясла его, она оказала решающее воздействие на всю его жизнь, перевернула все понятия и представления. «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей». Встреча с Башмач- киным открыла этому человеку суть человеческих отношений. Ведь для окружавших Акакия Акакиевича людей он был не человеком, а каким-то низшим существом. Молодой же чиновник впервые увидел в гонимом и всеми презираемом существе человека, «брата своего».
Возвышенная речь повествователя звучит не только в этом эпизоде. Например, в заключение жизнеописания Акакия Акакиевича рассказчик говорит: «Исчезло и скрылось существо никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное, даже не обращающее на себя внимание и естествонаблюдателя, не пропускающего посадить на булавку обыкновенную муху…» Здесь вновь звучит горькое негодование по поводу негуманного отношения к человеческому существу, низведенному в общественном мнении на уровень насекомого.
С помощью того же шутливого тона повествователь заставляет нас понять точку зрения тех, кто видит в Акакии Акакиевиче только смешное. Однако смех, вызываемый гоголевским персонажем, связан с сочувствием и состраданием. Смешна ограниченность Акакия Акакиевича, но ясно и то, что он незлой человек, ему чужды эгоистические расчеты, корыстные побуждения, волнующие других людей. И не одному читателю, по мере развития повести, очевидно, становилось не по себе, что он мог вначале посмеяться над причудами и недостатками этого гонимого и страдающего существа. Думается, что подобное читательское «раскаяние» входило в расчеты художника-гуманиста Гоголя.
Известна крылатая фраза: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели»». Эту фразу записал французский литератор Мелькиор де Вогюэ со слов одного русского писателя. К сожалению, Вогюэ не сообщил, кто был его собеседником. Скорее всего, Достоевский, но мог это сказать и Тургенев. Так или иначе, фраза афористически точно характеризует влияние Гоголя на русскую литературу, осваивавшую тему «маленького человека», углублявшую свой гуманистический пафос.
