Смерть и Время царят на земле, — Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви.
Вл. Соловьев
Сегодня Марину Цветаеву знают и любят миллио¬ны людей — не только у нас, но и во всем мире. Ее по¬эзия вошла в культурный обиход, сделалась неотъем¬лемой частью нашей духовной жизни. Сколько цвета¬евских строчек, недавно еще неведомых и, казалось бы, навсегда угасших, стали крылатыми. А иные из ее стихов кажутся такими привычными, словно они суще¬ствовали всегда — как русский пейзаж, как рябинка у дороги, как полная луна, заливающая весенний сад, и как извечный женский голос, перехваченный любо¬вью и страданием.
Нежней и бесповоротней
Никто не глядел вам в след…
Целую вас через сотни
Разъединяющих лет.
Свою судьбу Марина Цветаева предсказала сама и очень давно. Она предсказала собственное долгое забве¬ние, а затем, после глухоты и немоты, громкую посмерт¬ную славу, угадала и свою страшную смерть, ошибив¬шись лишь во времени суток: «Знаю, умру на заре…»
Марина Цветаева родилась в Москве, в тихом Трех¬прудном переулке. Как многие поэты, Цветаева охотно
верила указующим, намекающим «знакам судьбы». Полночь, листопад, суббота — она прочитала этот горо¬скоп легко и отчетливо. Рябина навсегда вошла в ее по¬эзию. Она стала символом судьбы.
Первая книга Цветаевой называлась «Вечерний аль¬бом». По сути это был дневник одаренного ребенка. Но в нем она ничего не выдумывала, ее строчки шли не¬посредственно от жизни, от прочитанных книг, от быто¬вого окружения. И в то же время ее сборник был пред¬вестием будущей Марины Цветаевой, первыми пробами ее исповедальной лирики. Здесь она почти вся — со сво¬ей предельной искренностью, ясно выраженной лично- стностью, и даже нота трагизма уже прозвучала.
Период «Вечернего альбома», в особенности когда пи¬сались стихи, составившие разделы «Любовь» и «Только тени», был самым смутным и мучительным в жизни Цветаевой. Семейный очаг погибал на ее глазах. Не было матери, неприятности у отца с музеем, его явное и трога¬тельное беззащитное одиночество. То, что годами тща¬тельно собирала и берегла Мария Александровна, все рассыпалось в прах. Цветаева очень точно зафиксирова¬ла этот семейный кризис.
Цветаевские стихи, по ее же словам, всегда рожда¬лись из первоначального мелодичного дрожания, из зву¬ка, который и определил весь их облик, рисунок, стро¬фы, из звука, как из семени, вырастал у нее и самый смысл. Ее следующий сборник, «Волшебный фонарь», показал, что Цветаева — поэт милостью божьей. В этой книге появилось новое, то, чего не было раньше, — тема любви. Это стихи, связанные с Эллисом и Нилендором. В них есть серьезность и напряженных, подлинных и недетских переживаний, лаконизм, психологичность и та отчетливость интонации, которая отчасти уже пред¬вещает будущую Марину Цветаеву. Одно из таких сти¬хотворений — «В раю»:
Воспоминанья слишком давят плечи,
Я о земном заплачу и в раю,
Я старых слов при нашей новой встрече Не утаю.
Многие произведения Цветаевой полны жизнелюбия и нравственного здоровья. В них много солнца, воздуха, моря и юного счастья. Такому впечатлению совершенно не мешают стихи о смерти, которые Цветаева в те годы писала постоянно. Они, исполненные отчаяния перед неизбежностью конца, были оборотной стороной ее жизнелюбия. Надо очень сильно любить жизнь, чтобы испытывать такое неодолимое отвращение к любым проявлением смерти, чтобы так ужасаться жестокой неотвратимости собственного исчезновения:
Быть нежной, бешеной и шумной,
— Так надо жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
— О возмущенье, что в могиле Мы все равны!
Ранняя гибель матери потрясла ее, поэтому тема смерти появляется уже в детских стихах. Сборник «Юношеских стихов» замыкает собою целый жизнен¬ный период.
Даны мне были и голос любый,
И восхитительный выгиб лба.
Судьба меня целовала в губы,
Учила первенствовать Судьба.
Устами платила я щедрой данью,
Я розы сыпала на гроба…
Но на бегу меня тяжкой дланью Схватила за волосы Судьба.
В этом стихотворении героиня настойчиво обраща¬ется к судьбе с ее жестокой неумолимостью. Все ус¬тупки, все мольбы, жалобы, и даже покорный поцелуй в уста — все напрасно. Здесь впервые появляется в творчестве Цветаевой образ Рока — всевластного вер¬шителя жизни. Судьба лишь послушная и ловкая слу¬жанка этого великого и темного бога, живущего в мрач¬ных глубинах мирозданья. Отныне этот образ, наследие античной мифологии, уже не уйдет ни из творчества, ни из мироощущения Цветаевой. Ей вообще была в высшей степени свойственна трагическая отзывчи¬вость почти на все, в том числе и на красочно-жизнерадостные проявления жизни. Ее лира была настроена на определенное звучание. Трагическая нота существова¬ла и в ее душе, и в поэзии.
Реальный мир часто представлялся ей грозным и не¬предсказуемым, полным всяческих запретов. Мир и меч¬ту в своей поэзии она противопоставила. Есть земля с по¬вседневным бытом, а есть «седьмое небо» — поэзия:
Высоко мое оконце!
Не достанешь перстеньком!
На стене чердачной солнце
От окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.
Мир. — На вечны времена.
И мерещится мне: в самом
Небе я погребена!
Цветаевой нужен был мир, где все сбывается, где торжествует дух, любовь и верность, где все вести — благие. Такой мир существует «под веками»: в вообра¬жении, в мечте, в поэзии, очертившей себя кругом. Ей казалось, что, погружаясь в стихи, она уходит в сон, на «седьмое небо», где ничто не соответствует и не должно соответствовать действительности, но где она и ее душа наконец-то узнают друг друга:
Там на земле мне подавали грош И жерновов навешали на шею.
— Возлюбленный! Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя — Психея!
Сквозь тоску и сумятицу чувств, вопреки смутным пророчествам души, долго изнемогавшей под тяжестью одиночества, пробивалась в стихи Цветаевой радость близкой встречи. Она пишет стихи, исполненные само¬отверженной любви:
В пустынной храмине Троилась — ладаном.
Зерном и пламенем На темя падала…
В ночные клекоты Вступала — ровнею.
— Я буду крохотной Твоей жаровнею:
Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!
Мотив высокой трагической любви доминирует в «Поэме Горы». Гора — это в известной мере сама по¬этесса, ее душа. «Поэма Горы» — о преодолении страш¬ной крутизны, вставшей перед ее душой. Все лиричес¬кие, захлебывающиеся слезами строки о горе Горы — строки и слезы о себе.
Цветаева часто говорила: «Всю жизнь я хотела: поте¬ряться, раствориться, то есть влиться как река в море, чтобы стать больше на целое море, на целое все». Ее мечта сбылась. Река ее стихов влилась в «океан времени» — бес¬смертную, вечную поэзию, которая остается в веках.
