Марина Цветаева никогда не говорила о себе «поэтесса». Всегда — поэт. Она в своей поэзии, безусловно, женщина, но женщина сильная, смелая, решительная. Она Царь-девица из древних русских былин, вровень своему суженому и даже превосходящая его. 1-е лирическая героиня только мечтает о соединении с равным. Она знает, что «не суждено, чтобы сильный с сильным соединились бы в мире сем». Встреча сильных, казалось бы, предназначенных друг другу, всегда оборачивается борьбой. Это может быть борьба на поле боя, как у Ахиллеса с Панфесилией, это может быть борьба на брачном ложе, борьба и тайна, как у Зигфрида и Брунгильды. Это может быть борьба самолюбий и великодуший, как в «Поэме конца». Но результат всегда один: «Не суждено, чтобы равный с равным… Так разминовываемся мы».
Но, может быть, встреча-невстреча двух равных, двух сильных — это еще очень благоприятный исход любви в мире Цветаевой. Эта любовная вспышка, яркая, как молния, иногда приходит уже поздно, когда ничего нельзя изменить (хотя изменить с самого начала ничего было нельзя). Как во встрече-невстрече Ахиллеса с Панфесилией, объятие которых — это объятие победителя и побежденной (вернее — не побежденной, поверженной), убитой и убийцы. И такая встреча порождает тоску на всю жизнь у тех, кем эта вспышка пережита, «разминование» не приводит к измене, все другие ничего не значат, ничего не стоят рядом с недостижимым возлюбленным, встреча с которым была неизбежна и невозможна:
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),Как живется вам — хлопочется —
Ежится? Встается — как?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
Измена ничего не значит, потому что на вопрос: «Как живется Вам с стотысячной? Вам, познавшему Лилит?» — есть только один ответ: «Как живется, милый? Тяжче ли, так же ли, как мне с другим?»
Но есть множество других встреч-невстреч: когда возлюбленный слаб, когда влюбленная женщина видит в нем не мужа, но отрока, когда она не осмеливается посягнуть на него, потому что боится его присвоить, сделать не равным, а своим. И все же падает в эту бездну, притянутая его очарованием. Тревога в стихах нарастает и нарастает, и срывается в безнадежность расставанья:
Чьи пальцы бережные трогали твои ресницы, красота?
Когда и как, и где, и много ли целованы твои уста —
Не спрашиваю. Дух мой алчущий переборол сию мечту.
В тебе божественного мальчика — десятилетнего — я чту.
Так начинается роман. А потом:
Здесь у каждого мысль двоякая,
Здесь, ездок, торопи коня.
Мы пройдем, кошельком не звякая
И браслетами не звеня.Уж с домами дома расходятся,
И на площади спор и пляс…
Здесь, у маленькой Богородицы,
Вся Кордова в любви клялась.У фонтана присядем молча мы
Здесь, на каменное крыльцо,
Где впервые глазами волчьими
Ты нацелился мне в лицо.
И все же — попытка избежать: «Ты озорство прикончи, да засвети свечу, чтобы с тобою нонче не было, как хочу». Но здесь разлука неизбежна, она заложена в самой сути подобного романа с неравным. Все кончается всегда одинаково:
Так, руки заложив в карманы, стою.
Синеет звездный путь.
Опять любить кого-нибудь?
Ты уезжаешь утром рано…
Но слабый возлюбленный, как правило, не просто покидает любимую, он оказывается предателем, в угоду молве, людям, своей доброй славе приносящим ее в жертву. Так поступает Стенька Разин из цикла Цветаевой, так поступает Гамлет:
…Ноя ее любил,
Как сорок тысяч…
— МеньшеВсе ж, чем один любовник.
На дне она, где ил.
— Но я ее —
любил??
Самой счастливой любовью в этом мире оказывается любовь к уже ушедшим («Пушкин», «Генералам двенадцатого года…»). Не о них ли сказала Марина Цветаева: «Любила больше Бога милых ангелов его…»?