Обстановка всегда рельефно характеризует героя. У Гоголя этот прием доведен до сатирического заострения: его герои погружены в мир вещей, их облик исчерпывается вещами. Во втором томе «Мертвых душ» Гоголь открывает нам один из излюбленных им приемов характеристики персонажа: «Чичиков с любопытством рассматривал жилище этого…человека, думая по нем отыскать свойства самого хозяина, как по оставшейся раковине заключает об устрице или улитке, некогда в ней сидевшей и оставившей свое отпечатление».
В главе о Манилове «раковина» особенно важна, так как характер героя не определен, не уловим. В Манилове нет живых желаний, той силы жизни, которая движет человеком, заставляет его совершать какие-то поступки. В этом смысле Манилов, не смотря на живость манер и любезное щебетание в разговоре, — мертвая душа, «не то, не се, не в городе Богдан, ни в селе Селифан». Недаром Гоголь в авторской характеристике прямо говорит, что от Манилова «не дождешься никакого живого или даже заносчивого слова», что, поговорив с ним, «почувствуешь скуку смертельную».
Но Манилов ведь не только скучный собеседник, а и помещик, совершенно равнодушный к судьбам крестьян. Автор подсказывает нам, что должно было бы занимать Манилова, если бы он был бы живым человеком: «Зачем, например, глупо и бес толку готовиться на кухне? Зачем довольно пусто в кладовой? Зачем воровка ключница? Зачем не чистоплотны и пьяницы слуги? Зачем вся дворня спит не милосердным образом и повесничает все остальное время?».
Какие же у Манилова чаще всего встречаются в слова в речи? Любезная позвольте да неопределенные местоимения и наречия: какой-нибудь, этакое, какое-то, этак… Эти слова придают оттенок неопределенности всему, что говорит Манилов, создают ощущение смысловой бесплодности речи: «Как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одной кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза по философствовать о чем-нибудь…».
Соседство глав у Гоголя значимо. Парадные фасады и глухие углы поместной России схожи. Небрежность Манилова и аккуратность Коробочки, восторженная наивность одного и упрямая подозрительность другого, беспечность бескорыстного «философа» и настойчивая мелочность «скопидомки» сталкиваются автором как откровенные антиподы. Вместе с тем эти отличия не снимают общей тени мертвенности с владельцев обеих усадеб. Разговор Манилова и Чичикова о продаже Мертвых душ, как недоумение, Коробочки при торге, свидетельствует о не самостоятельности и потому страхе Манилова, который при всей своей «изысканности» в этом диалоге столь же не далек, как и коробочка.
Несоответствие упрямой неподвижности Коробочки и энергичного напора Чичикова комично. Он изобретателен в своих разъяснениях и предложениях, подвижен, ловок. Он соблазняет Коробочку прибыльностью «дело», ласково уговаривает, грозит, умоляет, обещает… Но Коробочка, привыкшая только к автоматическим, известным ей действием, не может решится на не знакомое дело и в ответ на разнообразные реплики Чичикова твердит одно: «Ведь я мертвых еще никогда не продавала». Обещание Чичикова лишь пугает ее. Страх перед неизвестным и боязнь продешевить в сочетании с глупостью образует глухую стену упрямства, а которую Чичиков бы расшибся бы, если бы не пообещал бы в конце концов содействие в «казенных подрядах».
