Для меня, деревенского мальчишки, Николай Васильевич Гоголь одно время был только юмористом и сатириком. Но учительница толковала в классе о Гоголе-родоначальнике так называемой натуральной школы, упирая на «реализм в творчестве Гоголя» и социальные мотивы униженности «маленького человека» Акакия Акакиевича Башмачкина из повести «Шинель». Мне было непонятно: какой же это реализм, если герой обращается в привидение? В старших классах гоголевские страницы незаметно раскрывали потайные ходы, которые уводили читателя на такие высокие уровни, что голова пойдет кругом. Ночное чтение Гоголя в особенности приносит ощущение особой сложности и иррациональности его художественного мира.
Я читал по учебнику, что в поэме-романе «Мертвые души» сатирическое осмеяние помещичьей России соединилось с пафосом духовного преображения человека. Но в чем это преображение? Гоголь дважды сжигал рукопись «Мертвых душ». Наверное, это «преображение» осталось тайной для читателя, хоть и «рукописи не горят», по словам ученика и последователя Гоголя М.А.Булгакова. Кое-что подсказало детство писателя: у полтавских помещиков Яновских-Гоголей было 400 душ крепостных на черноземных угодьях. Потомственные священники Яновские стали дворянами Гоголями на государевой службе. Дед писателя приставил к своей фамилии родовое имя запорожского полковника Остапа Гоголя, чтобы подчеркнуть древность рода. «Родовитый» потомок — Николай Васильевич закончил Нежинскую высшую гимназию и поступил в Петербурге в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий, а затем в Департамент уделов, позже занимал должность адъюнкт-профессора всеобщей истории Санкт-Петербургского университета.
Быть бы ему генералом или ректором, но читающая публика восторженно встретила сборник «Вечера на хуторе близ Дикань- ки». Молодой Гоголь в краткий срок создал в литературе свой неповторимый мир. Континенты этого мира трагически расколоты: «Распалась цепь времен», разорвались семьи, нарушилось равновесие природных сил. В тектонические разломы вторгаются силы потусторонние: демоны овладевают душами, природные катаклизмы сотрясают землю. «Миргород» и «Арабески» к цветущему южному колориту Малороссии приставляет северный город с набережными и душами, закованными в камень, и населенный гиперболическими призраками вроде ожившего носа или тени титулярного советника, которая охотится за шинелями проезжающих генералов. В «сборный город» прилетает призрачный ревизор и повергает его в немоту в последней сцене, заставляет всех окаменеть в гротескной фантасмагории чиновничье-бюрок- ратического мира. «Немая сцена» в пьесе «Ревизор» звучит как грозное напоминание о неминуемом Страшном суде, пророчество о котором мать с раннего детства читала по библии будущему писателю. Материк виртуального мира Гоголя раскрывается перед коляской Чичикова в поэме «Мертвые души». Может быть, второй ее том назывался бы «Живые души» и поведал бы нам секрет преображения человека? Но рукопись сгорела, а с ней и рецепт оживления омертвевших человеческих душ.
Взамен художественной прозы писатель с провидческой смелостью обращается к публицистическому разъяснению своих идей: без внутреннего христианского воспитания и нравственного преображения наши души ничем не оживить, так пишет Гоголь в «Размышлениях о Божественной литургии». И география путешествий писателя указывает на конечную цель его нравственных исканий. Почти двенадцатилетнее пребывание Гоголя за границей символически завершается паломничеством в Святую землю ко гробу Господню и окончательным возвращением на родину. Перед смертью он дважды посещает Оптину пустынь, а большую часть времени живет в Москве, в твердыне православия и сердце русской культуры. Вот где видел Гоголь будущее преображение человека и России — в храме, который каждый построит в своем сердце.