В «Пропавшей грамоте» деду поручено вручить послание царице по повелению вельможного гетмана. Пройдя через испытания пекла, храбрый казак скачет в царские палаты и отдает грамоту по назначению. Образ императрицы в отличие от вполне земной дородной дамы среднего роста («Ночь перед Рождеством») выдержан в сказочно-легендарном духе («Сидит сама, в золотой короне, в серой новехонькой свитке, в красных сапогах и золотые галушки ест») и не нарушает общего колорита повести-сказки.
Характерно, что Гоголь настойчиво возвращается к временам Екатерины как переломной эпохе для украинского народа. Если в двух из названных повестей упоминания об императрице возникают как бы попутно, то в «Ночи перед Рождеством» Гоголь устами запорожской депутации, недовольной утеснениями казачьей вольности и слухами о новой «грозе», протестует против национального угнетения украинцев. Этот «исторический» эпизод несколько приглушается общей сказочностью, фантастикой, вмешательством п действительность потусторонних сил. И все же он говорит о демократической и национальной позиции Гоголя этой поры.
Сочувствием окрашена сцена встречи запорожских казаков с Екатериной и Потемкиным. Внешний облик императрицы и ее всесильного фаворита, отраженный в восприятии разумного и простодушно-наблюдательного Вакулы, отнюдь не заключает в себе черт подлинного величия и мудрости. Сперва кузнец замечает всеобщее подобострастие вельмож и генералов в.ожидании царицы и Потемкина, затем с живым интересом вглядывается в лица явившихся персон: «Минуту спустя, вошел в сопровождении целой свиты величественного росту довольно плотный человек в гетманском мундире, в желтых сапожках. Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изображалась какая-то надменная величавость, во всех движениях была привычка повелевать… «Это царь?» спросил кузнец одного из запорожцев. «Куда тебе царь! Это сам Потемкин» — отвечал тот».
«Приземлен» и портрет Екатерины. Вакула видит перед собой «небольшого роста женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами» . В характере ее краткой беседы с запорожцами ощущается полускрытая авторская ирония. Обращаясь к казачьей депутации, Екатерина произносит весьма знаменательную фразу: «Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих пор еще не видала». Депутация торопится изложить свои недовольства и опасения, подчеркивая несправедливость утеснений запорожского войска, несмотря на верность его своим обязательствам: «Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? Чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-нибудь с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры, теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию чрез Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?
«Новые напасти», о которых говорят запорожцы,- это, очевидно, уничтожение Запорожской Сечи, последовавшее в 1775 г.
Ответ Екатерины II в повести не последует — «быль» вновь сменяется «сказкой» — неожиданная просьба кузнеца о «черевичках» перебивает начавшийся диалог. Беседа так и не возвращается в прежнее русло, царица, польщенная простодушным комплиментом Вакулы по поводу ее «сахарных ножек», с улыбкой расспрашивает казаков: правда ли, что на Сечи никогда не женятся. Потемкин молчит и небрежно чистит щеточкой бриллианты, обильно унизывающие его пальцы… А черт уносит кузнеца с «черв вичками» из столичного Петербурга обратно в далекое украинское село. И все же, несмотря на такую незавершенность диалога царицы с запорожцами, тенденция автора, его сочувствие казакам ощущаются явно.
В «Ночи перед Рождеством» несправедливость самодержавной власти усиливается мотивом верности запорожского войска Российскому государству, участием его в борьбе за разгром иноземных поработителей, соратничеством в за-иоеиании Крыма. Но и помимо этих «исторических» эпизодов все содержание «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и такой повести «Миргорода», как «Тарас Бульба», объективно противостояло тогдашнему униженному положению народа. Поэтизированная старина, казацкая вольница, кра. сочные картины народного патриархального быта, красота национальной духовности, народного мироощущения, отра-шишегося в песнях,, поверьях и сказках,- все это отрицало Порабощение, выявляло неправомерность подневольного существования могучего и гордого народа, К тому же в правдивом изображении Гоголя народным героям отнюдь не присущи те начала «смиренномудрия» и покорности, которые приписывались народу сторонниками консервативных идей «народности».