Гоголь, мечтавший создать произведение, в «котором бы явилась вся Русь», осуществил свое намерение написанием поэмы «Мертвые души».
Название произведения, с первого взгляда, означает аферу Чичикова — покупку такие человеческой души; они злые, жадные, беспечные, продажные.
А крепостные крестьяне, наоборот, живые, даже если речь идет о мертвых (в физическом, биологическом смысле) людях. Они являются лучшими представителями русского человека, они олицетворяют правду, народную правду, т.к. все они выходцы из народа.
Чтобы подтвердить нашу мысль, обратимся к тексту «Мертвых душ».
Во многих главах поэмы дается описание крестьян (с самого начала, где мужики, стоящие у кабака, обсуждают «доедет в Москву… вот такое колесо… или нет»), но наиболее ярко образы крепостных представлены в пятой главе, при торге между Чичиковым и Собакевичем.
Собакевич, желая заломить наибольшую цену за «душу», рассказывает о мертвых крестьянах: «…Вот. например, каретник Михеев! Ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на один часть -прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!»
И он не один — за ним следует целый ряд ярких, реальных, живых образов: Пробка Степан, плотник, огромной силы мужик, Милушкин, кирпичник, который «мог поставить печь в каком угодно доме», Максим Телятников, сапожник, Еремей Сорокоплехин, приносивший «оброку по пятисот рублей».
Этот список продолжается в седьмой главе, когда Чичиков рассматривает записки Плюшкина и Собакевича: «Когда он [Чичиков] взглянул потом на эти листики, на мужиков, которые, точно, были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали, извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими мужиками, то какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им. Каждая из записочек как будто имела какой-то особенный характер. И чрез то как будто бы самые мужики получали свой собственный характер…»
Словно оживали мужики, благодаря подробностям: «У одного только Федотова было написано: «отец неизвестно кто»…, у другого — «хороший столяр», у третьего — «дело смыслит и хмельного не берет» и г. д.
Даже на Чичикова они произвели смягчающий эффект: «он умилился духом и. вздохнув, произнес: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано!»
Пробегая по именам и фамилиям, Чичиков невольно представлял их живыми, вернее, они сами «воскрешались» благодаря своей реальности и «живости». И тогда перед глазами читателя пробегали вереница истинно народных характеров: Петр Савельев Не-увэжай-Корыто, Григорий Доеэжай-не-доедешь, Еремей Карякин, Никита Волокита, Абакум Ф’ыров и многие, многие другие.
Чичиков рассуждал над их долей: как жил, как умер («Эх, русский народец1 Не любит умирать своей смертью!… Плохо ли вам было у Плюшкина или просто, по свое охоте, гуляете по лесам да дерете проезжих?…»)
Даже в этом обрывке звучит народная тоска, тоска народа по воле, забитость, обреченность русского мужика на кабалу или бега и разбой.
В лирических отступлениях Гоголь создает образ истинно живой народной души. Автор восторгается удалью, щедростью, талантливостью и умом русского народа.
Не стоит забывать и о Селифане и Петрушке, слугах Чичикова: глубокой симпатией вместе с точкой пропитаны обрывки поэмы, где присутствуют они: это и «разговор» Селифана с конями, любовно прозванных Заседателем и Гнедым, и совместное посещение кабака и сон после попойки, и много другое. Они тоже вступили на путь омертвения, т.к. прислуживают господину, врут ему и не прочь выпить,
Крестьяне, уделом которых является нищета, голод, непосильный труд, болезни; и помещики, использующие крепостное право — такова реальность середины XIX века.
Стоит сказать о восхищении автора не только характерами народа, но и бойкостью, яркостью слова простых людей. Гоголь с любовью говорит, что «птица-тройка», летящая по необъятным просторам русской земли, «могла родиться только у бойкого народа». Образ «русской тройки», приобретающий символическое значение, неразрывно связан у автора с образами «расторопного ярославского мужика», одним топором и долотом смастерившего прочный экипаж, и ямщика, примостившегося «черт знает на чем» и лихо управляющего тройкой. Ведь только благодаря таким людям Русь несется вперед, поражая созерцателя этого чуда. Именно Россия, подобная «необгонимой тройке», заставляющая «другие народы и государства» давать ей дорогу, а не Россия Маниловых, Собакевичей и Плюшкиных является идеалом Гоголя.
Показывая на примере простых людей истинно ценные качества души, Гоголь обращается к читателям с призывом сохранить с юношеских лет «всечеловеческие движения».
В целом «Мертвые души» • произведение о контрастности, непредсказуемости российской действительности (само название поэмы — оксюморон). В произведении есть как упрек людям, так и восторг перед Русью. Об этом Гоголь писал в XI главе «Мертвых душ». Писатель утверждает, что наряду с «мертвыми людьми» в России есть место богатырям, ибо каждого звание, каждая должность требует богатырства. У русского народа, «полного творящих способностей души» — богатырская миссия.
Однако эта миссия, по мнению Гоголя, во времена, описанные в поэме, практически неосуществима, так как возможность проявления богатырства есть, но за чем-то поверхностным и неважным нравственно измельчавший русский народ не видит их. Об этом сюжетная вставка поэмы о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче. Однако автор верит в то, что если открыть глаза народу на его упущения, на «мертвые души», то Россия выполнит, наконец, свою богатырскую миссию. И это Возрождение должно начаться именно с простого народа.
Таким образом, Гоголь показывает в поэме «Мертвые души» незабываемые образы простого русского крепостного крестьянства, забытого, но духовно живого, одаренного и талантливого.
Продолжать традицию Гоголя в описании народа будут и другие писатели: Лесков, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Толстой и другие.
И, несмотря на неприглядность действительности, крестьянства, Гоголь верит в возрождение русской нации, в духовное единство страны, растянувшейся на многие версты. И основа этого возрождения — выходцы из народа, образы чистые и светлые, противопоставленные в «Мертвых душах» черствости и эакаменелости чиновническо-помещичьей машины царской России, опирающейся на отсталое крепостное право.
