В критических работах о Гоголе, в комментариях к его сочинениям неоднократно отмечалась «не органичность» повести «Шпонька» в составе «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и обособленность се от других повестей цикла. «Кроткая душа» Ивана Федоровича Шпоньки не обременена какими-либо значительными помыслами, живыми стремлениями и чувствами. По своему воспитанию, характеру восприятия жизни Шпонька своеобразный «недоросль». Годы ученья в школе не оказали существенного влияния на его духовное развитие.
Если Шпонька и его тетушка примитивные существа, то иное впечатление производит их сосед Сторченко. На первый взгляд это человек широкой души, хлебосол и приятный собеседник. Но недаром Василиса Кашпоровна называет его «пузатой шельмой». Он обладает изрядной ловкостью, умением обделывать разного рода темные дела. Наглец и грубиян, он изображен в повести свирепым крепостником. Гоголь выразительно сопоставляет отношение Сторченко к людям своей среды и к тем, кому он называет во всяком человеческом достоинстве,- своим крепостным. В речи героя рельефно выступает двойственность интонации: ласково-обходительная сменяется грозной, деспотической.
В главе «Дорога» Сторченко знакомится со Шпонькой и, рассыпаясь в любезностях, приглашает его к себе в гости. «Непременно, непременно, милостивый государь, и знать вас не хочу, если не приедете в гости в село Хортыще. Я теперь спешу по надобности… А что это?»- проговорил он кротким голосом вошедшему своему жокею, мальчику в казацкой свитке, с заплатанными локтями, с недоумевающею миною ставившему на стол узлы и ящики. «Что это? что?» и голос Григория Григорьевича незаметно делался грознее» и грознее. «Разве я это сюда велел ставить тебе, любезный? Разке я это сюда говорил ставить тебе, подлец? Разве я не говорил тебе наперед разогреть курицу, мошенник? Пошел!» вскрикнул он, топнув ногою. «Постой, рожа! Где погребец со штофиками? Иван Федорович! — говорил он, наливая в рюмку настойки,- прошу покорно лекарственной!»
Такого же рода сцену Гоголь рисует и в главе «Обед». «Иван Федорович, возьмите крылышко, вон другое, с пупком! Да что ж вы так мало взяли? Возьмите стегнышко! Ты что разинул рот с блюдом? Проси! Становись, подлец, на колени! Говори сейчас: «Пиан Федорович, возьмите стегнышко!» «Иван Федорович, возьмите стегнышко!»- проревел, став на колени, официант с блюдом».
Образ Сторченко является своеобразным предшественником тургеневского Пеночкииа из «Записок охотника». Соединение «изящества» и жестокости, «открытости» и лицемерия, которое характеризует Пеночкина, ясно намечено в образе Сторченко. Этот прием сопоставления щедрой природы с духовно ничтожными «хозяевами жизни» писатель позже использует и в своих гениальных «Мертвых душах».
В отличие от народных повестей, «Шпонька» не имеет резко очерченного сюжета. В этом нельзя не видеть отражения общего замысла произведения. Гоголь подчеркивает, что в мире шпопек ничего примечательного не происходит. Центр тяжести здесь заключен не в рассказе о событиях, а в раскрытии характеров. Повесть состоит из ряда внутренне связанных между собой картин, которые, по существу, представляют собой развернутые портреты героев. Главы повести так и называются: «Иван Федорович Шпонька», «Тетушка»; глава «Обед» в значительной своей части посвящена характеристике Сторченко.
«Незаконченность» повести иногда рассматривалась как следование «традициям» Стерна. Однако ничего «стериовского» в этом произведении нет. Повесть глубоко оригинальна по своему содержанию и по своей форме. Незаконченность ее мнимая. Характеры героев обрисованы в ней с исчерпывающей полнотой, и именно поэтому дальнейшее ее продолжение оказывалось излишним, что Гоголь и оттенял резким обрывом повествования. «Шпонька» открывает собой критическое изображение «хозяев жизни». Весь рассказ о героях произведения проникнут тоном глубокой иронии. Повествовательная, манера «Шпопьки» существенно отличается от тех повествовательных форм, которые Гоголь использовал в других новеллах «Вечеров». В тех случаях, когда писатель, изображая народных героев, прибегает к приемам сказа, повествователем выступает знаток народного быта, человек, много видевший, много переживший, умудренный житейским опытом. Такими рассказчиками в «Вечерах» предстают и «издатель» Рудый Панько, и Фома Григорьевич. Тот и другой склонны иногда прикинуться простачками, но за этим их внешним обликом скрываются «лукавство», живой народный ум, понимание людей, которое позволяет им увлекательно повествовать о радостных и печальных событиях, о страшном и смешном.
Совершенно иными чертами характеризуется рассказчик «Шпоньки». Это человек, принадлежащий к среде провинциально-дворянского захолустья. Его интересы не выходят за рамки этой ограниченной среды. У него те же навыки мысли, тот же взгляд на жизнь, что и у героев повести.
Рассказчика «Шпопьки» отличает наивное умиление их «добродетелями», их «кротким» и безмятежным существованием. В целях комического изображения действующих лиц Гоголь оч(чп. тонко использует контраст между этим «умилением» рассказчика и реальной мизерностью героев повести. «Пион на его месте, получивши такой чин, возгордился бы, но гордость совершенно была ему неизвестна. И, сделавшись подпоручиком, он был тот же самый Иван Федорович, каким был некогда и в прапорщичьем чине».
Характерную особенность «умилительного» повествовав ния составляет постоянное смешение важного и незначительного, существенного и мелочного. «Милостивая государыня, тетушка Василиса Кашпоровна! Много благодарю; вас за присылку белья, Особенно карпетки у меня очень старые, что даже лепщик штопал их четыре раза, и очень от того стали узкие. Насчет вашего мнения о моей службе, я совершенно согласен с вами, и третьего дня подал в отставку…» Карпетки в письме Шпоньки стоят раньше сообщений о его службе, известие об отставке столь же важно здесь, как и то, что карпетки стали старыми. Повествовательная манера повести представляет собой зародыш тех форм юмористического изображения действительности, которые с такой блистательной силой раскроются в последующих произведениях Гоголя.