Фрагмент текста
«Послушайте, Максим Максимыч, — отвечал он, — у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив. Разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим, — но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце оставалось пусто… Я стал читать, учиться — науки также надоели: я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди — невежды, а слава — удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: эта самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями, — напрасно, через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимания на комаров, — и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, — только мне с нею скучно. Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь — только не в Европу, избави боже! — поеду в Америку, в Аравию, в Индию, — авось где нибудь умру на дороге! По крайней мере, я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог». Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от двадцатипятилетнего человека, и, бог даст, в последний… Что за диво! «Скажите ка, пожалуйста, — продолжал штабс капитан, обращаясь ко мне, — вы вот, кажется, бывали в столице, и недавно: неужто тамошняя молодежь вся такова?»
Я отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое; что есть, вероятно, и такие, которые говорят правду; что, впрочем, разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, что нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастие, как порок.
Вариант 1
«Герой нашего времени» — центральное произведение Лермонтова. Созданный в годы творческой зрелости, роман обнаружил разносторонность и мощь художественного дарования автора. По мнению Белинского, «Герой нашего времени» — «это грустная дума о нашем времени». Определение емкое и точное. Художественное своеобразие лермонтовского произведения во многом определило то, что в нем фокус изображения был перемещен с истории жизни (рассказа о деяниях его героя) на его внутренний мир, то есть на интеллектуальную жизнь героя и мир его чувств. Каков же этот герой?
Биография Печорина, как он сам ее излагает, исповедуясь перед Максимом Максимычем в своем «несчастном характере», складывается из ряда однотипных отрезков его жизни. На каждом таком отрезке герой практически познает ту или иную сферу действительности. «В первой молодости», выйдя из под опеки родных, он стал «бешено» наслаждаться «всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги». Потом пустился в большой свет, но скоро и общество также надоело. Влюблялся и был любим, но это лишь раздражало его самолюбие, а «сердце оставалось пусто». Чтение, науки также надоели, ибо ни слава, ни счастье от них нисколько не зависели. И каждый раз герой приходил к негативному итогу — неизменному «скучно».
Напрасно Печорин надеялся, что «скука не живет под чеченскими пулями»: через месяц он привык и к «жужжанию пуль», и к близости смерти.
Стало еще «скучнее прежнего», когда потерял последнюю надежду. Ведь была еще надежда на любовь чистой, юной Бэлы. Однако «любовь дикарки» оказалась «немногим лучше любви знатной барыни». Вновь та же скука.
Глупец он или злодей, герой и сам не знает, но сам то он понимает, что достоин сожаления даже больше, чем Бэла.
Максим Максимыч при всем своем недоумении от неожиданной исповеди чутьем доброго человека понимает это, сочувствуя Печорину, жизнь которого «становится пустее день ото дня» и которому «осталось лишь одно средство: путешествовать». Жизнь настолько тяготит его, что смерть покажется избавлением.
Невольная исповедь героя поразила Максима Максимыча, потому что в первый раз слышал он такие вещи от 25 летнего человека. Но он чувствует, что Печорин должен быть не один в своем разочаровании. Поэтому штабс капитан спрашивает Максима Максимыча: вся ли столичная молодежь такова? Он с удивлением узнает, что разочарование стало модой, ему подражают, его донашивают, как платье. Однако те, кто и в самом деле скучает, скрывают это несчастье, как порок.
Причину этой печоринской скуки постигнуть нелегко. Масштабы личности Печорина столь разительно не совпадают с масштабами и характером его действий, гнетущая его скука приобретает столь необычные размеры, что нам просто необходимо знать: откуда это? отчего?
Причин тому много.
Печорин — герой переходного времени, основным признаком которого было отсутствие высоких общественных идеалов. Безверие, индивидуализм, сомнения стали системой его взглядов. Он гибнет от тоски, от скуки, обнаружив вокруг себя абсолютный вакуум — отсутствие сферы деятельности, где бы нашли реализацию его активность и великие возможности.
Именно невозможность примириться с действительностью и неумение подняться до правильного понимания смысла жизни — основные причины скуки и разочарования Печорина. Свободолюбивые идеи, воспринятые им в ранней юности, сделали его непримиримым по отношению к действительности. Эпоха, в которую жил герой, не только лишила его возможности действовать в духе этих идей, но и поставила под сомнение эти идеи.
Однако лермонтовского Печорина, как одного из задушевных героев поэта, томит тоска по гармонической жизни. Это то, что заложено в его натуре. Но он противоречив. Противоречиями отмечен его характер, противоречивы и его представления о самых главных ценностях человеческой жизни: о дружбе, любви, счастье. Сам Печорин признается, что в нем два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его. Мы можем уточнить: один из двух людей, сосуществующих в Печорине, создает в душе высокие идеалы, другой — скептик, пытается их очернить. И под влиянием этого второго Печорин пересматривает свои возвышенные представления о славе и счастье. И тогда слава ему представляется удачей, и кажется, что, для того чтобы достигнуть ее, нужно быть только ловким, а счастье он начинает видеть в насыщенной гордости.
Эти искаженные представления о славе и о счастье у Печорина возникают в атмосфере искусственной жизни петербургского высшего общества — «света», где, как в кривом зеркале, все истинно человеческое теряет свои естественные очертания и приобретает искаженные пропорции. Сам Печорин отдает себе отчет в том, что в нем душа испорчена «светом». Жизнь начинает томить его, вызывает скуку и разочарование.
Эта усложненность сознания Печорина обусловлена исторически, так же как исторически обусловлена и его трагическая судьба. Если нет места в определенной ему действительности, он в ней «лишний». Отсюда противоречивость между «глубокостью натуры и жалкостью действий», так как изнуряющее чувство пустоты, скуки толкает его на любые столкновения с жизнью, на любую авантюру. Всякая опасность для него — приманка. Однако и это не излечивает от скуки.
Историческая реальность и типичность Печорина вне сомнений, но только ли исторической реальностью можно объяснить неизменную скуку Печорина?
Пожалуй, нет. Главный психологический «нерв» характера героя, главная внутренняя пружина его побуждений и поступков, его скуки — индивидуализм. Действительно, на всем протяжении романа Печорин обнаруживает себя перед нами человеком, привыкшим смотреть «на страдания и радости других только по отношению к себе» — и как на «пищу», поддерживающую его «душевные силы». Именно на этом пути ищет он забвения от преследующей его скуки, именно этой «пищей» пытается заполнить гнетущую пустоту своего существования. Он идет по жизни, ничем, в сущности, не жертвуя для других — даже для тех, кого любит. Он любит лишь «для себя», «для собственного удовольствия». Но именно индивидуализм, именно эта психологическая доминанта печоринского характера делает неизбывной его скуку. Ведь для того чтобы почувствовать себя сопричастным миру, жизни, надо обрести способность в «ином» ощущать родственную душу. Неправильное воспитание и жизнь в светском обществе не позволили герою подняться до такого восприятия жизни.
Печорин — герой первого психологического романа в прозе, в котором показана изнутри жизнь сердца и напряженная работа ума современного человека. Опыт романтиков в изображении внутреннего мира человека, достижения «поэзии мысли», опыт Пушкина — все это позволило Лермонтову выработать собственные принципы изображения современного человека в соответствии с историей и окружающей средой. Углубляясь во внутренней мир необыкновенной рефлексирующей личности, изнуренной чувством пустоты, скуки, Лермонтов нашел художественные средства для передачи оттенков ее душевных движений и логики (или, точнее, алогизма) мысли. Благодаря гениальному мастерству автора, Печорин — «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения», — вызывает наше горячее сочувствие и даже сострадание. Мы понимаем: его скука есть бессильное томление души от отсутствия «жизненно главного».
Вариант 2
Печорина постигнуть нелегко, очень нелегко. Масштабы личности героя столь разительно не совпадают с масштабом и характером его действий, гнетущая его скука приобретает столь необычные размеры, что нам необходимо знать: откуда это? отчего? В чем загадка героя?
Не раз предлагалось четкое, твердое истолкование изображаемого — истолкование, не оставляющее, собственно, места для загадок. Суть его такова: на мелкие, мелочножестокие затеи и вечную скуку Печорин «обречен» — временем, обстоятельствами, «косной средой». В романе четко представлена проблема обусловленности судьбы и личности человека общественными условиями. Иногда добавляют: Печорин искал, но не нашел для себя «большой цели», «широкой деятельности», почему ситуацию «обреченности» переживает особенно остро. Социальные факторы в этих суждениях получают значение роковой силы, безусловно предопределяющей и поведение, и жизнеощущение героя, и его скуку.
Лермонтов дал своему роману обобщающее название, что, казалось бы, позволяет вывести литературный образ к наиболее общим закономерностям названной эпохи. Из этих предпосылок и возникла мысль об обусловленной безысходности, историческая содержательность которой — вне сомнений. Но обобщающее название — все таки название романа, а не документального очерка. Оно не повод для прямых исторических аналогий, а знак истины, добытой художником. Печорин сам себя сознает фатальным орудием зла (играет «роль топора в руках судьбы»), но это, конечно же, не приходится толковать в обратном смысле, то есть выводить отсюда, будто такая роль Печорину уготована обстоятельствами. Тем более, что его поведение, поступки показаны как нечто им самим планируемое и регулируемое. Он действует «от себя», осуществляет собственные, замыслы. Он сам судит свои удачи и неудачи — по собственной мерке. Он подотчетен только суду своей совести.
Следует отметить, что главный психологический «нерв» характера Печорина, главная внутренняя пружина его побуждений и поступков — индивидуализм. Действительно, Печорин обнаруживает себя перед нами человеком, привыкшим смотреть «на страдания и радости других только по отношению к себе» — и как на пищу, поддерживающую его душевные силы. Именно на этом пути ищет он забвения от преследующей его «скуки». Он идет по жизни, ничем, в сущности, не жертвуя для других — даже для тех, кого любит: он любит тоже лишь «для себя», для собственного удовольствия.
Гедонистический (наслажденческий) идеал счастья стал для Печорина господствующим, а его бездумное осуществление лишь приблизилось к «несчастному сознанию» — пределу пессимизма.
Да, трудно жить, обладая несчастным сознанием. Что же делать? Как уйти от неизбывной скуки? Давно и верно сказано: источник всех бедствий — в наших душах. И поэтому, чтобы поправить что то в своей разлаженной жизни, необходимо, прежде всего, восстановить свое душевное здоровье. Лечение души, или борьба со своими страстями — вот самый надежный способ преодоления несчастий и скуки. Страсти же, которым предается герой, оставляют после себя пустыню. Однако выбравший страсти становится их рабом. Это рабство изменяет его внутренний мир, привнося в него элемент трагичности. Личное, социальное и природное состояние извращаются, несчастья и скука вторгаются в мир героя.
Пожалуй, все сложности Печорина (в том числе и постоянная скука) оттого, что ничто в мире не способно насытить его эгоизм. Тем не менее он всячески стремится осуществить эту заведомо неосуществимую цель.
Думается, что действительное самоосуществление человека состоит не в этой цели, а в любви. Есть любовь между людьми — нет антагонистических проблем, нет скуки. Без понимания первостепенной важности нравственных ценностей человек не может жить: погибнет от одиночества и скуки. «Прочь страсти! Прочь беспокойные волнения себялюбия! Живши для других, живешь вполне для себя: вот истинное счастие, единственно возможное, другого нет!» Запомним эти слова русского философа П. Чаадаева, нашего великого соотечественника, как нельзя лучше объясняющие причину несчастий и изнуряющей скуки Печорина.
ЗАДАНИЕ. Пересказать отрывок из романа Л.Н. Толстого «Война и мир»
Дать аргументированный ответ на вопрос: «Почему князь Андрей видит дуб при второй встрече другими глазами?»
Фрагмент текста
Весной 1809 года князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумна, зеленя, спуск с оставшимся снегом у моста, подъем по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась, и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала, зеленея, первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березняку мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес, и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но, видно, Петру мало было сочувствия кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, легко как! — сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что?
– Легко, ваше сиятельство.
– «Что он говорит? — подумал князь Андрей. — Да, о весне верно, — подумал он, оглядываясь по сторонам. — И то зелено все уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и незаметно. Да, вот он, дуб». На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие! — как будто говорил этот дуб. — И как не надоест вам все один и тот же глупый, бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинокие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины, из боков. Как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, — думал князь Андрей, — пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, — наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к тому же прежнему, успокоительному и безнадежному, заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
Будучи опекуном своего сына, князь Андрей отправился в рязанские имения своего сына.
Сидя в коляске, пригреваемый весенним солнцем, он бездумно и весело смотрел на первую траву, на первые листья березы и клубы весенних облаков.
Миновали перевоз, где когда то говорили с Пьером, миновали грязную деревню, гумна, мост, подъем по размытой глине и въехали в березовый лес. В лесу было безветренно и почти жарко. Березы, все в зеленых клейких листочках, не шевелились, и из под прошлогодних листьев вылезала первая трава и лиловые цветы. О зиме напоминали своей грубой вечной зеленью лишь мелкие ели, кое где видневшиеся по березняку. Вспотевшие лошади зафыркали, въехав в лес.
Лакей Петр перемолвился о чем то с кучером. Потом Петр, повернувшись на козлах к барину, обратил его внимание на особую мягкость весеннего воздуха.
Сначала не поняв вопроса, князь Андрей затем догадался, что лакей говорит, верно, о весне. Действительно, как скоро все стало зеленым! И береза, и черемуха, и ольха начинает. Только не дуб.
Вот и дуб, стоящий на краю дороги. Он был в десять раз и старше, и толще окружающих его берез. Это был огромный дуб, со своими неуклюже растопыренными корявыми ветвями. Старым, сердитым и презрительным уродом стоял он среди улыбающихся берез. И не хотел ни подчиняться обаянию весны, ни видеть солнца.
Всем своим унылым видом дуб как бы утверждал, что все происходящее вокруг, — глупый и бессмысленный обман. Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Подтверждение тому и мертвые, всегда одинаковые ели, и сам обломанный и искореженный дуб, не верящий ни надеждам, ни обманам.
Проезжая по лесу, князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, будто ожидая от него чего то. Под дубом росли и трава, и цветы, однако он оставался все таким же хмурым, неподвижным и уродливым.
Князь Андрей подумал, что тысячу раз прав этот дуб, что пусть будет уделом молодых поддаваться на этот обман, а для таких, как он, жизнь кончена. И целый ряд безнадежных, но грустно приятных мыслей охватил князя Андрея. В этом путешествии он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к успокоительному и безнадежному выводу: доживать жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
Использование писателем картин природы обогащает произведение в идейном и художественном отношениях. Пейзаж может выполнять огромное число самых разнообразных функций: он незаменим для тонкого анализа психологического состояния героев, для усиления картин каких либо событий, яркой характеристики обстановки, в которой разворачивается действие. Картины природы могут служить для выражения какой либо мысли автора или его чувств и переживаний, выполнять идейно композиционную роль, то есть помогать раскрытию идеи произведения.
По стилевой манере воссоздания картин природы можно судить об отношении автора к своим героям и о его взглядах на природу, ее роль в жизни общества и человека. Ярким примером может служить Л.Н. Толстой. Как человек, духовно близкий к народу, художник не мог не отразить в своих книгах и народную точку зрения, хотя сам писатель мыслит, несомненно, масштабнее, шире, историчнее, у него более глубокое, чем у народа, понимание природы, ее роли в жизни человека. Природа для Толстого — это высшая мудрость, олицетворение нравственных идеалов, мерило истинных ценностей. Человек учится у природы, он — высшее существо в природе, но он не превзошел ее. Человек «естественный», близкий к природе, был идеалом писателя. Поэтому одной из важнейших характеристик героев Толстого всегда бывает их отношение к природе.
Чутко воспринимают природу любимые герои Толстого, близкие к идеалу писателя — «естественному человеку». Это люди духовно красивые, непрерывно ищущие, внутренне близкие к народу, мечтающие о полезной деятельности. Их жизненный путь — это путь страстных исканий, ведущий к правде и добру. Богатство внутреннего мира, диалектику души этих героев Толстой раскрывает с помощью их близости к природе.
Таков князь Андрей Болконский — один из главных героев романа Л.Н. Толстого «Война и мир».
Толстой часто использует пейзаж для анализа душевного состояния князя Андрея в минуты его душевной подавленности или эмоционального взлета. Природа часто помогает и самому герою уяснить свое состояние, разобраться в «путанице мыслей и надежд», ибо именно у нее учится человек. Олицетворением высшей мудрости выступает природа в сценах встречи князя Андрея с дубом по дороге в Отрадное и на обратном пути. Андрей Болконский едет в Отрадное в состоянии душевного кризиса, и его мрачные мысли о жизни усиливает, дополняет дуб, уродливый и сердитый. Глядя на дуб, князь Андрей видит не ветви, не кору, а «руки», «пальцы» — «старые болячки». Дуб представляется ему живым существом, «старым, сердитым, презрительным уродом», который наделен способностью думать, хмуриться и презирать веселую семью «улыбающихся берез». Князю Андрею кажется, что этот дуб говорит, и слова, которые он произносит, полностью совпадают с его мыслями, «безнадежными, но грустно приятными».
Действительно, князь Андрей, пережив тяжелое ранение и смерть жены, был в таком состоянии, когда «он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к тому же прежнему и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая, зла, не тревожась и ничего не желая».
Мысль о том, что он может воскреснуть к новой жизни, любви, деятельности, — мысль эта неприятна ему. Поэтому, увидев на краю дороги старый корявый дуб, как будто не желающий расцветать и покрываться листьями, князь Андрей грустно соглашается с ним: наша жизнь кончена.
Ему тридцать один год, и все еще впереди, но он искренне убежден, что «ему начинать ничего не надо», что он должен лишь доживать свою жизнь.
Наташа ли вошла в эту жизнь и перевернула, ее или князь Андрей, сам того не зная, был уже готов к тому, чтобы воскреснуть душою?
Вероятно, и то, и другое справедливо. Ведь когда он приехал по делам в имение Ростовых и увидел Наташу, его только встревожила ее неистребимая жажда жизни. «Чему она так рада?.. И чем она счастлива? — думал князь Андрей, невольно завидуя этому умению быть счастливой.
Но после встречи с Наташей князь Андрей иными глазами смотрит вокруг себя — и старый дуб теперь подсказывает совсем другое.
Действительно, в ином, радостно возбужденном состоянии возвращается герой из имения Ростовых. И его новое состояние возвращения к жизни после тяжелого душевного кризиса оттеняется уже расцветшим дубом. Князь Андрей смотрит на этот дуб, и «беспричинное весеннее чувство радости и обновления» одолевает его.
«Да где он?» — подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и, сам того не зная… любовался тем дубом, которого он искал. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было.
Так он приходит к выводу, что надо, чтобы не для него одного шла его жизнь, что следует быть полезным людям. Теперь, воскреснув духовно, он жаждет деятельности, он полон жизни и, не сознавая того, ждет новой любви.