«…Как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!..» Это из «Мертвых душ» «безоглядно великого европейского художника» Николая Васильевича Гоголя, который после премьеры комедии «Ревизор» в Петербурге 19 апреля (1 мая) 1836 года писал Щепкину: «Отъезд мой уже решен».
Что заставило Гоголя «как погибающего и тонущего» уповать на спасение «далекой дороги» после премьеры произведения, о котором в 1838 году Белинский восторженно восклицал: «Какое глубокое, гениальное создание! Какие надежды, какие богатые надежды сосредоточены на Гоголе! Его творческого пера достаточно для создания национального театра».
Комедия «Ревизор»… Шестого декабря 1835 года Гоголь писал Погодину из Петербурга: «Смеяться, смеяться давай теперь побольше. Да здравствует комедия! Одну, наконец, решаюсь давать на театр». А в «Истории моего знакомства с Гоголем» С.Т. Аксаков писал: «В 1835 году до нас дошли слухи из Петербурга, что Гоголь написал комедию «Ревизор». Говорили, что эту пьесу никакая бы цензура не пропустила, но что государь приказал ее напечатать и дать на театре».
И вот премьера — 19 апреля (1 мая по новому стилю) в Александрийском театре в Петербурге. По словам мемуариста П.В. Анненкова, по мере действия пьесы менялось настроение зрителей: «В четвертом акте смех по временам еще перелетал из конца залы в другой, но это был какой-то робкий смех, тотчас пропадавший, аплодисментов почти совсем не было; зато напряженное внимание, судорожное, усиленное следование за всеми оттенками пьесы, иногда мертвая тишина показывали, что дело, происходившее на сцене, страстно захватывало сердца зрителей».
Очень, очень разным было отношение к комедии. По словам Вяземского, «одни приветствовали ее, радовались ей… другие смотрели на комедию как на государственное покушение».
Реакционные круги общества увидели в глубокой жизненной правде комедии клевету на чиновников: «Автор выдумал какую-то Россию и в ней какой-то город, в который свалил все мерзости, которые изредка на поверхности настоящей России находишь…»
Гоголь передавал впоследствии в «Театральном разъезде» эти враждебные отзывы «господ с весом», утверждающих, что «смехом шутить нельзя». «Третий господин» с раздражением заявляет: «Говорят: «Безделушка, пустяки, театральное представление». Нет, это не простые безделушки; на это обратить нужно строгое внимание. За эдакие вещи и в Сибирь посылают. Да если бы я имел власть, у меня бы автор не пикнул».
В письме к Щепкину, написанном вскоре после премьеры, Гоголь жаловался, что «действие, произведенное ею (пьесою «Ревизор»), было большое и шумное. Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня. Если бы не высокое заступничество государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении. Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший признак истины — и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия».
Признак истины… Да, Гоголь безжалостно осудил и осмеял нечисть чиновничества, не выведя в своей комедии положительного героя. Но положительное, «честное, благородное лицо» в «Ревизоре» есть — это «смех… тот смех, который весь излетает из светлой природы человека», смех, проникнутый верой в духовные силы народа, ведь герои Гоголя умирают именно духовно.
«Чему смеетесь? Над собой смеетесь!» — обращение Гоголя ко всем и к каждому. «Немая сцена», утверждает Вл. Воропаев, есть символическая картина Страшного суда, она утверждает торжество правосудия, торжество высшего нравственного начала.
Несмотря на заступничество государя, который не только сам посмотрел комедию, но и заставил своих министров ездить смотреть «Ревизора», несмотря на то, что на стороне Гоголя были передовые общественные круги, и прежде всего Пушкин, Щепкин, Белинский, впечатление было болезненным: «…«Ревизор» сыгран — и у меня на душе так смутно, так странно…» Может быть, потому, что, по его мнению, зрители не понимали идеи «Ревизора» — идеи неизбежного духовного возмездия, которого должен ожидать каждый человек, поскольку «страсти и пороки чиновников есть в душе каждого из нас» (Вл. Воропаев).
«…так смутно, так странно…» — Петербург делается для Гоголя невыносим.
Начинается его скитальческая жизнь. Писатель — вечно странник, вечно в дороге, но в сердце его «Русь, одна только прекрасная Русь».
«Ревизор» Гоголя тоже в пути — к зрителю, и путь этот нескончаем.
