Прошлое, настоящее и будущее воплощают в «Вишневом саде» сталкивающиеся социальные силы, расстановка которых соответствует исторической действительности конца Х1Х-на- чала XX века: уходящее в прошлое дворянство (Гаев, Раневская); новое купечество, представители которого становятся подлин¬ными «хозяевами жизни» и которым, безусловно, «принад¬лежит» настоящее (Лопахин), и разночинная интеллигенция (Петя Трофимов), взгляд которой устремлен в будущее.
Эти силы сталкиваются в пьесе вокруг центрального собы¬тия — продажи с молотка усадьбы Гаевых. Родовая усадьба — одно из тех «дворянских гнезд», с которыми русская историчес¬кая память издавна связывала представления о ценностях дворянской культуры, особенностях быта («привычках милой старины»), большой традиционной семье. В то же время в ряде выдающихся произведений XIX века представлены иные обра¬зы поместного дворянства, помещичьего быта. Гоголь в «Мерт¬вых душах» пишет о бездуховности, жадности, тупости помещи¬ков; Тургенев в «Отцах и детях» — о склонности поместных дворян к праздности; Гончаров в «Обломове» — о пассивном, ра¬стительном существовании помещиков.
В Гаеве и Раневской воплощены и привлекательные, и оттал¬кивающие, и смешные черты уходящей в прошлое русской зна¬ти. Брат и сестра безвольны и недальновидны, не имеют в жиз¬ни ни определенного занятия, ни цели, не способны защитить накопленные предыдущими поколениями материальные и ду¬ховные ценности. Дворянское имение не просто переходит в руки купца-предпринимателя — новым владельцем усадьбы ста¬новится внук малограмотного и бесправного Ермолая, который был крепостным Гаевых. «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню», — говорит Лопахин. В приобретении этой усадьбы Лопахиным можно увидеть нечто вроде исторического возмездия: участники многовековой рус¬ской драмы меняются местами, потомки крепостников вытесня¬ются с авансцены русской жизни потомками крестьян, «чер¬нью».
Гаев с неприязнью относится к Лопахину. Он настойчиво напоминает о грани, существующей между ним и «мужиком», кичится своим происхождением. Его речь, обращенная к столет¬нему шкафу, вызывает двойственное чувство. С одной стороны, в обстоятельствах надвигающейся катастрофы Гаев с его высо¬копарным монологом смешон и жалок. С другой стороны, сто¬летняя прочность шкафа — хранителя книг (интеллектуальных, духовных сокровищ) — опровергает и утверждение Лопахина о «никчемности» старых построек, и взгляды новой буржуазии относительно «никчемности» дворянских святынь.
Однако сам Гаев книг не читает, и в этом он неотличим от Лопахина, который засыпает над книгой. Гаев беспомощен и ленив, его неустанно опекает старый слуга Фирс. Аристократи¬ческая спесь Гаева на поверку оказывается обломовским «неуме¬нием жить».
Образ вишневого сада связан в комедии с темой памяти, куль¬турной преемственности. «Связь времен», казалось бы, распа¬лась: теперь никто не помнит способа сушить вишню (что огор¬чает Фирса), а красота вишневого сада не нужна новым «хозяе¬вам жизни».
Верность традиционным ценностям дворянской культуры заставляет Раневскую и Гаева отказаться от единственного спо¬соба избежать разорения — вырубить вишневый сад, разбить землю на участки и сдавать в аренду дачникам. Отвергнув пред¬ложение Лопахина, брат и сестра отстаивают свое понимание жизни. С вишневым садом для них связаны история рода, их собственная жизнь. В своем выборе они последовательны, отчего их решение приобретает трагический оттенок.
Лопахину недоступен мир представлений и переживаний Раневской и Гаева. Он человек другой эпохи, носитель другой культурной памяти: «Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком…» Наследие дворянской культуры не передается другому культурному поко¬лению. Буржуазная Россия не обретает прочных корней в нацио¬нальном бытии, и это грозит неизбежностью будущих потря¬сений.
«Вечный студент», сын аптекаря, Петя Трофимов занимает особое положение в пьесе. Он не принимает ни сторону Лопа¬хина, ни сторону Раневской. Продажа вишневого сада не пред¬ставляется ему чем-то драматическим. С имением «давно покон¬чено», равнодушно замечает он, а позднее говорит Ане: «Вся Россия наш сад». Трофимов произносит монологи о том, как надо бы жить в этой жизни, амбициозно заявляет, что он «выше любви», отказывается от лопахинских денег. Но часто то, что говорит Петя, почерпнуто из книг, не выстрадано, не проверено жизнью, а потому отмечено некоторым налетом инфантилизма: «Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!» Устремленный в будущее и равнодушный к настоящему и прошлому, Трофимов, как и Гаев с Раневской, мало приспособлен к жизни. Он нелепо выглядит, много лет не может окончить курса, не может найти свои калоши. Не случайно Любовь Андреевна, рассердившись на его бестактные замечания, называет Петю «недотепой» и «смешным человеком». Трофимов — будущий революционер. Чехов знал, что этот социальный тип уже появился в русской жизни, однако вопрос о том, принадлежит ли Трофимовым бу¬дущее России, остается в пьесе открытым.