Хаксли подчеркивает в этом трактате, что есть два пути «освобождения от индивидуальности»: один путь — это неприемлемый для Хаксли «путь, ведущий вниз — от личности в тьму «подчеловеческих» эмоций и панической животности», путь несвободного растворения личности в толпе, путь от человека к зверю; второй путь — это свободное и осознанное «освобождение от индивидуальности» в том варианте, о котором говорил мистер Проптер.
И вот, анализируя условия, при которых такая «творческая эволюция» возможна, Хаксли обращается даже к данным точных наук. Например, он останавливается на вычислении оптимального количества людей, объединенных общим делом, при котором они не превращаются в безликую толпу. Так, совместная физическая работа, по Хаксли, не нивелирует личность, если объединяет не более 30 человек; совместная учебная деятельность — при количестве обучающихся от 8 до 15; совместное общение или совместная молитва — при числе общающихся или молящихся не более 10-12.
Одним из излюбленных приемов Хаксли, начиная с конца 1930-х годов, является моделирование заведомо неправдоподобных «экспериментальных» ситуаций, в которых бы «проверялись» те или иные идеи. Теория «освобождения от индивидуальности» в художественном мире романа «После многих лет умирает лебедь» находит свою проверку «от противного». Эта проверка осуществляется в двух временных плоскостях, которые смыкаются в финале. В художественный мир романа как антагонисты мистера Проптера с его проповедью «освобождения от индивидуальности» введены земной житель XVIII века граф Хауберк и земной житель XX века миллиардер Джо Стоит. Их высшая цель — бессмертие, продление до бесконечности своего земного существования, экспансия собственного «Я» в вечность (то есть нечто совершенно противоположное «освобождению от индивидуальности»).
Граф Хауберк своей цели достиг — в потаенной пещере, скрываясь от возмездия за свои зверства, он дожил до 200 лет, но достичь этого ему удалось лишь ценой обратной эволюции: «На другом конце Пятый Граф зевал, потягивался, чесался и трогал драгоценный камень на своей шее, издавая при этом странные звуки, которые казались обезьяньим вариантом серенады Дон Жуана». В эту же бездну теперь готов спуститься искатель бессмертия, но уже из XX века — Джо Стоит, который, подобно своему предшественнику графу Хауберку, скрывается в пещере от возмездия за свои злодеяния. Встретившись в пещере с бывшим Homo Sapiens графом Хауберком, он начинает себя мысленно готовить к той же обезьяньей участи: «Как вы думаете, сколько времени потребуется, чтобы человек превратился в это? Я думаю, это произойдет не мгновенно. Можно долгое время оставаться человеком. Однажды минуешь первое потрясение, а потом… Похоже, что этим существам здесь не так плохо. Не так ли?» Итак, обезьянье состояние — это теперь для Хаксли то предельное состояние, которого может достичь человек, идущий по пути абсолютизации своего «Я».
Направление в развитии утопии, связанное с идеей «творческой эволюции», то есть преодоления человеком своей собственной природы, лежит за пределами системы ценностей традиционного европейского гуманизма, имеющего истоки еще в гуманизме эпохи Возрождения.
В самом деле, традиции европейского гуманизма базируются на идее самоценности Человека — такого, каков он есть. В рамках системы ценностей европейского гуманизма Человек (в широком смысле этого слова) не рассматривается в аспекте выполнения им какого-то высшего предназначения; Человек ценен сам по себе, самоценен, Человек — не средство, а Цель, и потому свобода того или иного конкретного представителя человеческого рода может оканчиваться только там, где начинается посягательство на свободу других. В то же время параллельно формировались и системы ценностей, в рамках которых Человек рассматривался прежде всего как составная часть какого-либо высшего замысла, и потому в рамках этих систем вне этого замысла Человек просто утрачивает свою ценность.
