В 1901-1906 годах основной формой творчества Горького стала драматургия: одна за другой были созданы им пьесы «Мещане», «На дне», «Дачники», «Дети солнца», «Варвары», «Враги».
«На дне» была задумана Горьким еще в 1900 году, впервые опубликована в Мюнхене в 1902 году, а десятого января 1903 года состоялась премьера пьесы в Берлине. Спектакль был сыгран триста раз подряд, а весной 1905 года было отмечено пятисотое представление пьесы.
В России «На дне» вышла в издательстве «Знание» в 1903 году. Впервые была поставлена на сцене Малого Художественного театра в Москве восемнадцатого декабря 1902 года и имела феноменальный успех. «Первое представление этой пьесы было сплошным триумфом, — вспоминала актриса М.Ф. Андреева. — Публика неистовствовала. Вызывала автора несчетное число раз…» Газета «Русское слово» так отозвалось о премьере: «По окончании пьесы овация приняла прямо небывалые размеры. Горький был вызван всем театром более пятнадцати раз. Нечто неподдающееся описанию произошло, когда Горький, наконец, вышел на вызовы один. Такого успеха драматурга мы не запомним…».
Центральным образом пьесы стал Лука, и с самого начала он воспринимался критиками и рецензентами противоречиво. Одни считали, что старик «вызвал к свету все хорошее — что раньше дремало беспробудно». Было высказано даже мнение, что Лука «не кто иной, как Данко, которому приданы лишь реальные черты» (Э. А. Старк). другие принимали противоположную сторону и утверждали, что «более язвительной сатиры на «ложь с благонамеренной целью», чем роль Луки, нельзя написать» (А.В. Амфитеатров).
Сам Горький в трактовке образа Луки скорее сбли- ЖЙЛСЯ с Амфитеатровым. Известны многие его высказывания: «Лука — жулик. Он, собственно, ни во что не верит. Но он видит, как страдают и мечутся люди. Ему жаль этих людей. Вот он и говорит им разные слова — для утешения».
«Лука — это поистине лукавый человек… Лука умеет приложить пластырь лжи ко всякому больному месту. Его дело, найдя человека с вырванным клоком сердца, создать в награду для восстановления равновесия какую-то по мерке сделанную и подходящую ложь, — утешительный обман…».
Разделяя авторскую оценку главного персонажа, советское литературоведение трактовало образ Луки как отрицательный. К нему был приклеен ярлык представителя «ложного гуманизма» и противоставлен «истинному гуманисту» Сатину. Но вряд ли такой подход можно признать верным и объективным хотя бы потому, что гуманизм не может быть подразделен на мнимый и истинный: он или есть, или его нет.
Луку обычно упрекают в том, что он лжет, но при этом почему-то редко обращают внимание на то, что на протяжении всей пьесы нельзя обнаружить ни одного места, когда персонаж откровенно и вредоносно врет. Если он утешал Анну перед смертью рассказами о райской жизни, то здесь важно то, что он украсил последние минуты жизни этой несчастной женщины как мог: он уделил ей заботу и внимание, дал успокоение. Лучше Луки с Анной никто не общался, включая ее собственного мужа.
Много говорят о том, что Лука обманул Актера: обнадежил, посулив спасение в несуществующей лечебнице. Во-первых, такие бесплатные больницы для алкоголиков в дореволюционной Росси были. Но и здесь важен не сам факт: были они на самом деле или не были. Важно то, что под влиянием Луки Актер начинает обретать человеческое лицо. Вспомним, каким он предстает в первом акте: это человек, который с гордостью произносит: «Мой организм отравлен алкоголем!» Потому произносит с гордостью, что хотя бы этим хочет выделить себя среди серых и погибших людей. Уж что за человек тот, у которого осталось достоинств, что отравленный алкоголем организм?.. Никто его даже по имени не зовет, он и сам забыл, что было у него когда-то сценическое имя — Сверчков-Заволжский. Он забыл свое любимое стихотворение… Но вот появляется Лука, они сталкиваются, и у нас на виду Актер начинает преображаться: он впервые с горечью задумывается над тем, что потерял свое имя, перестает пить и начинает трудиться, зарабатывая первые гроши на дорогу в больницу… И это тот человек, который казался безвозвратно пропащим. В Актере просыпается человек, и в первую очередь это заслуга Луки. И если Актер все-таки повесился, то виноват в этом не старец, а атмосфера ночлежки, Барон и Сатин, убившие в нем веру и надежду, внушенные Лукой.
И совет Пеплу уходить прочь из этого гиблого места в Сибирь, где никто его не знает и где найдется для него настоящее дело, был спасительным шансом. Одним из тысячи, но реальный, который Пепел, к сожалению, не успел использовать. Сам Сатин, человек, которого относили к представителям истинного гуманизма, признавался, что Лука подействовал на него, как кислота на старую монету, то есть очищающе. Можно ли найти пример более благотворного воздействия на человека?
— Идем старик… Я тебе продекламирую куплеты… — жаждет быть услышанным Актер.
— Дедушка! Говори со мной, милый… — тянется к единственно искреннему сострадальцу Анна.
— Слушай, старик: бог есть? — требует ответа именно у Луки Пепел.
— Дедушка! Ей богу… было это! Все было! — только в Луке надеется найти сочувствие Настя…
По сложившейся традиции почему-то принято было противопоставлять Луку и Сатина. На самом деле они скорее союзники, чем противники. Во всяком случае, точек соприкосновения у них можно обнаружить немало: «Человек! Это звучит гордо! Это великолепно! Не жалеть, не унижать его жалостью, а уважать человека надо!..»— восклицает Сатин. Он поет вдохновенные гимны о каком-то отвлеченном человеке, а Лука любил и уважал вполне конкретных людей. «Любить живых надо… живых, — говорил он и добавлял в другом месте: — Человек должен уважать себя», — что смыкается с призывом Сатина.
Вера Луки в человека и его возможности была велика: «Кто ищет — найдет… — говорил он о лучшей жизни. — Кто крепко хочет — найдет!» А в другом месте: «Тюрьма — добру не научит, и Сибирь не научит… а человек — научит!… да! Человек может добру научить… очень просто!» — говорил он и сам проповедовал и делал добро в силу своих возможностей.
Обычно Луку упрекают в том, что он исчез из ночлежки в тот момент, когда его практическая помощь могла понадобиться: Пепел убил Костылева и попал в тюрьму, Наташу обварили кипятком и положили в больницу… Но не надо забывать, что Лука не д’Артаньян и не Дон Кихот. Его оружие не копье и не шпага, а человеческое слово. Его дело не битва за добро, на которое он уже физически не способен, а проповедь добра.
