Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души» (1835-1841) принадлежит к тем неустаревающим произведениям искусства, которые ведут к масштабным художественным обобщениям, поднимают коренные проблемы человеческой жизни. В омертвении душ персонажей (помещиков, чиновников, самого Чичикова) Гоголь видит трагическое омертвение всего человечества, унылое движение истории по замкнутому кругу. Истоки духовной пустоты человека кроются, по мысли писателя, не только в социальных условиях, но и в особенностях психического склада личности (в равной степени относятся к «мертвым душам» и помещики-крепостники и сам делец-приобретатель Павел Иванович Чичиков).
Приемы реалистической типизации Гоголя прекрасно уловил Пушкин. «Он мне говорил всегда, — вспоминал автор «Мертвых душ», — что ни у одного писателя не было этого дара выставлять гак ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем». Именно поэтому персонажи гоголевской поэмы — это, говоря словами В.Г. Белинского, «знакомые незнакомцы».
Образ дельца-приобретателя Павла Ивановича Чичикова типичен. Беда, однако, не в том, что Павел Иванович — «делец» (в нашу современную российскую жизнь слово «предприниматель» вошло уже прочно и окончательно), а в его духовной ущербности, замаскированной пошлости. Об этом убедительно говорит в своем эссе «Николай Гоголь» Владимир Набоков («Новый мир», 1987, № 4). Мертвенность Чичикова подчеркивается полным отсутствием перемен в его «духовной» жизни, погруженностью в суету. Бричка Павла Ивановича долго не сходит с какого-то заколдованного круга. Судьба героя, как показывает Гоголь, вечно возвращается «на круги своя» (каждая новая афера кончается разоблачением, которое, в свою очередь, не мешает «непотопляемому» Чичикову вновь и вновь начинать все с нуля). Биография Павла Ивановича — образец глубочайшего психологического исследования. Гоголь пишет о своем герое: «Не загляни автор поглубже ему в душу, не шевельни на дне ее того, что ускользает и прячется от света, не обнаружь сокровеннейших мыслей, которых никому другому не вверяет человек… и все были бы радешеньки и приняли бы его за интересного человека».
Жизнь Чичикова подчинена одной цели — обогащению ради достижения комфорта, «всех удовольств», «всяких достатков»: экипажей, отличного дома, вкусных обедов… Эта примитивная мечта и питает неутомимую энергию «подлеца», который отлично помнит отцовский наказ «больше всего беречь и копить копейку». Сочувствие к людям полностью вытравляется из сердца героя (бросает на произвол судьбы спившегося учителя, предает начальника по службе, радуется высокой смертности крестьян), уступая место виртуозному умению угождать нужным лицам. В городском училище Чичиков выбивается в любимые ученики своим «прилежанием и опрятностью», полностью постигает «дух начальника», ценившего в своих подопечных покорность. На службе в казенной палате Павел Иванович добивается расположения «неприступного» повытчика. «Наконец он пронюхал его домашнюю, семейственную жизнь… переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался, как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его в руку…» Словом, в Чичикове оказывается все, «что нужно для этого мира: и приятность в оборотах и поступках, и бойкость в делах. С такими средствами добыл он в непродолжительное время то, что называют хлебное местечко, и воспользовался им отличным образом». Приехав же в губернский город N, Павел Иванович умело льстит местным чиновникам. «Губернатору намекнул как-то вскользь, что в его губернию въезжаешь, как в рай, дороги везде бархатные… Полицмейстеру сказал что-то очень лестное насчет городских будочников…» — удивительную способность приспосабливаться к новому собеседнику демонстрирует Чичиков в разговорах с помещиками. Достаточно сравнить беседы с Маниловым и Собакевичем о городских чиновниках.
Беспринципное подстраивание Павла Ивановича под очередного собеседника отражает предельную расчетливость героя: из общения с тем или иным человеком он старается извлечь конкретную выгоду (купить мертвые души, добиться продвижения по службе). Свою роль играют, конечно, знание реальной жизни и определенные актерские способности. Рисуя в первой главе портрет Павла Ивановича, Гоголь специально подчеркивает «неопределенность», «аморфность» Чичикова: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Такая внешность позволяет герою быстро менять психологические маски (в разговоре с Маниловым Чичиков напоминает восторженного юношу, в беседе с Плюшкиным — умудренного жизнью и благонамеренного господина). Следует еще раз подчеркнуть, что все «таланты» Павла Ивановича служат лишь одной цели — обогащению (умелые спекуляции в городском училище, новый способ получения взяток на «хлебном местечке», строительство казенного дома и обворовывание казны, сговор с контрабандистами во время службы на таможне, афера с мертвыми душами).
Искренние человеческие чувства чужды Чичикову. Радость доставляет ему только одно — выгодная сделка. Вспомним, что он даже «поет» после того, как удается выгодно приобрести мертвые души у Плюшкина. Пошлость Чичикова проявляется и в размышлениях о красивой блондинке, встреченной после посещения Ноз- древа. В голову героя приходит мысль не о красоте, а о возможном богатстве незнакомки: «Ведь если, положим, этой девушке да придать тысячонок двести приданого, из нее бы мог выйти очень, очень лакомый кусочек».
Образ пошляка Чичикова, как мне кажется, универсален, не привязан к какому-то определенному историческому времени. «Чичиковщина» отнюдь не исчерпывается одним стяжательством. Она представляет собой силу суетной пошлости, внутренней пустоты, мелочности, фальши. И она, к сожалению, проявляет себя в любую эпоху…
В финале поэмы Гоголь намечает некоторые перспективы ду
ховного возрождения героя (об этом подробно говорится во втором томе «Мертвых душ»), размышляет над возможностью пре- одоления пошлой «омертвелости», «нетронутости» мира. Преодоление зла заключается, по мысли писателя, не в социальном переустройстве общества, а в раскрытии неисчерпаемого духов- ного потенциала русского народа. Возникает образ бесконечной дороги и несущейся вперед птицы-тройки. В этом неукротимом движении чувствуется уверенность Гоголя в великом предназначении России, в возможности духовного воскресения человечества.
