Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч…
М. Цветаева
Поэзия — дело индивидуальное. Поэт — человек, умеющий заметить и сказать то, что не дано другим, чувствующий все трещины и точки мира, хранящий его тайны. Поэтическое ремесло часто вызывает недоумение, не считается серьезным делом. Марина Цветаева с детских лет ощущала свою избранность, а значит — изгойство и одиночество. В ранних стихах это выражалось бравадой:
Я несусь — за мною пасти,
Я смеюсь — в руках аркан…
Чтобы рвал меня на части
Ураган!
Чтобы все враги — герои!
Чтоб войной кончался пир!
Чтобы в мире было двое:
Я и мир!
(«Дикая воля»)
Законы жизни поэта определяются законами его творчества. И поэт не может быть счастлив, он просто не создан для счастья. Человеку, женщине по имени Марина Цветаева, возможно, хотелось прожить иную, более легкую и счастливую жизнь. Но поэт Марина Цветаева существовала наперекор всему — чужим мнениям, нравственным законам, революциям, войнам. Тем, кто упрекал ее в этом, она отвечала:
Знать: дух — мой сподвижник, и дух — мой вожатый!
Входить без доклада, как луч и как взгляд.
Жить так, как пишу: образцово и сжато, —
Как Бог повелел и друзья не велят.
(«Я счастлива жить образцово и просто…»)
Это одиночество — общее для всех пишущих — Марина Цветаева описывает в цикле «Поэты»:
Есть в мире лишние, добавочные,
Не вписанные в окоем.
(Не числящимся в ваших справочниках,
Им свалочная яма — дом.)
(«Есть в мире лишние…»)
Цветаева противопоставляет напряженный, раскаленный мир слов обывательскому болоту:
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер ?!
(«Что же мне делать, слепцу и пасынку…»)
Цветаевой, мыкающейся по пражским и парижским пригородам, по чужим углам, катастрофически не хватало места, где она была бы один на один с тетрадью. Отсюда в ее стихах — мольбы о доме, о комнате, о саде «без нидуши». Цветаева с юности была самодостаточным поэтом: ей нужны были только тетради и ручки, все происходило внутри. И жизнь духа была такой интенсивной, что ее хватало на все — на стихи, на поэмы, на статьи и письма, — лирический дневник души. Одиночество Цветаевой — не только крест, но и источник вдохновения:
Уединение: уйди
В себя, как прадеды в феоды.
Уединение: в груди
Ищи и находи свободу.
(«Уединение…»)
Но обратная сторона этой свободы — пустота вокруг, холод неба, лед вершин. Уединение — плата за дар, ибо счастья не бывает без других людей.
Я думаю (уж никому не по нраву
Ни стан мой, ни весь мой задумчивый вид),
Что явственно желтый, решительно ржавый
Один такой лист на вершине — забыт.
(«Когда я гляжу на летящие листья…»)
Вершины поэзии отбирают силы. Но другого призвания, другой судьбы Цветаева для себя не хотела. Она была «певчей ребром и промыслом» и несла свой дар, свое избранничество, как долг:
Мне ж — призвание как плеть —
Меж стенания надгробного
Долг повелевает петь.
(«Есть счастливцы и счастливицы…»)
