Гроза над городом Калиновом разразилась в первом акте. Разразилась, как предвестие трагедии, как выражение смятенной души героини. Уже рассказала Катерина о том, что происходит с ней, уже прозвучали слова «я скоро умру» и призналась она Варваре в своей греховной любви. Потом появилась сумасшедшая барыня, напугавшая Катерину, и здесь «заходит гроза», раздается удар грома, и Катерина устремляется домой, потому что «все-таки лучше, все покойнее; дома-то я к образам да богу молиться!».
После этого гроза умолкла надолго. Она не потревожила Катерину в сцене прощания с мужем, в монологе с ключом, когда вырвалась наружу ее любовь и одолела все сомнения. Не случилось грозы я в ту ночь, когда Катерина впервые в Калинове почувствовала себя свободной и счастливой. В ту ночь звучала другая музыка — музыка любви и вольной песни.
Но вот наступает четвертый, кульминационный акт трагедии, и начинается он словами: Дождь накрапывает, как бы гроза не собралась?» Мотив грозы уже не смолкает. До появления Катерины Кулигин говорит Дикому о громоотводах («у нас грозы частые») и вызывает гнев купца:
— Какое еще там елестричество? Ну как ж ты не разбойник? Гроза-то нам в наказанье посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожнами какими-то, прости господи, обороняться. Что ты, татарин, что ли? Татарин ты? А? Говори! Татарин?
Кулигин. Савел Прокофьич, ваше степенство Державин сказал:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю.
Дикой. А за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст!
Новое значение обрел образ грозы: разум встретился с темнотой и тупостью, разум осужден в «темном царстве» как крамола…
Но вот «вдали удары грома», в разрушенную галерею, спасаясь от дождя, входят разные лица, и среди них семейство Кабановых. Теперь мотив грозы словно бы прямо обращен к Катерине и ее измученной душе. Мается, терзается Катерина, а в галерее раздаются реплики:
Женщина. да уж как на прячься! Коли кому па роду написано, так никуда не уйдешь…
Кулигин. Гроза убьет! Не гроза это, а благодать…
2 — й. Уж ты помяни мое слово, что эта гроза даром не пройдет… Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит; вот увидишь: потому, смотри, какой цвет! необыкновенный…
Барыня. Куда прячешься, глупая! От бога-то не уйдешь! Все в огне гореть будете в неугасимом!
Эти реплики выписаны вразнобой, но они составляют единую тему грозы, внутренне связанную с переживаниями, с душевным состоянием Катерины в момент, когда вырвется ее покаянный голос, когда она снимет с себя тяжкий груз. Сказаны последние слова — «С Борисом Григорьевичем!» — и вновь по ремарке автора раздается «удар грома».
Образ грозы охватывает все, что произошло в городе Калинове, и вырастает в многомерный поэтический символ. В глазах Катерины — это божья кара, но ведь сама героиня, стихия ее любви, ее последний шаг, от которого зашатался Калиновский мир, — это тоже гроза. Молнии, прорезавшие небо над Волгой, задели долго молчавшего Тихона, сверкнули над судьбами Варвары и Кудряша, осветили темноту светом разума и красоты.
«Ну, чего вы боитесь, скажите на милость! — говорит Кулигин. — Каждая теперь травка, каждый цветок радуется, а мы прячемся, боимся, точно напасти какой!»
Как и в природе, гроза в драме Островского соединяет в себе разрушительную и созидательную, живительную силы. Вот почему поэтический образ грозы выражает и то освежающее и ободряющее чувство, о котором говорил Добролюбов и которое является существенной чертой трагедии.
В процессе формирования нравственно совершенного, гармонически развитого человека, в преодолении своекорыстно-эгоистических пережитков прошлого, в борьбе за великую драматургию реализма Островский еще долго будет нашим союзником. Островский еще долго будет привлекать умы и сердца отечественных и зарубежных зрителей гуманистическим и оптимистическим пафосом своих идей, глубокой и широкой обобщенностью своих героев, добрых и злых, их общечеловеческими свойствами, неповторимостью своего оригинального драматургического мастерства. Пьесы Островского потому только и могут звучать современно сто лет спустя, только потому они и будут всегда волновать людей, что великий русский драматург, отражая своё время, сумел поставить громадные общечеловеческие проблемы, сумел облечь свое видение жизни в мастерскую художественную форму.
« …Много красот живых осталось от Островского, но также одно глубинное великое поучение. Он — крупнейший мастер нашего бытового и этического театра, в то же самое время такого играющего силами, такого поражающе сценичного, так способного захватывать публику, и его главное поучение в эти дни таково: возвращайтесь к театру бытовому и этическому и вместе с тем насквозь и целиком художественному, т. е. действительно способному нощно двигать человеческие чувства и человеческую волю.»