Характер — это судьба человека.
Древнеиндийское изречение
В XIX веке русская литература приобрела всемирное значение. В России шли бурные социальные процессы. «Переворотился» старый патриархальный порядок, «укладывался» новый, еще неведомый русским людям строй — капитализм. Перед литературой стояла задача показать русского человека переходной эпохи.
На этом фоне Островский занимает особое место. Он был единственным русским писателем первого ранга, целиком посвятившим себя драматургии и написавшем около пятидесяти пьес. Своеобразен и тот мир, который Островский принес в литературу: нелепые купцы, старомодные стряпчие, бойкие свахи, кроткие приказчики и строптивые купеческие дочки, актеры провинциальных театров.
Пьеса «Гроза», опубликованная в 1860 году, явилась своеобразным источником творческих достижений Островского. В этой пьесе драматург изобразил не только мертвящие условия «темного царства», но и проявления глубокой ненависти к ним. Сатирическое обличие естественно слилось в этом произведении с утверждением в жизни новых сил, положительных, светлых, поднимающихся на борьбу за свои человеческие права. В героине пьесы Катерине Кабановой писатель нарисовал новый тип — самобытной, цельной, самоотверженной русской женщины, решительностью своего протеста предвещавшей наступление конца «темного царства».
Действительно, цельность характера Катерины прежде всего отличает эту иронию. Обратим внимание на жизненные истоки этой цельности, на культурную почву, которая ее питает. Без них характер Катерины увядает, как подкошенная трава.
В мироощущении Катерины гармонически сочетается славянская языческая древность с веяниями христианской культуры, одухотворяющей и нравственно просветляющей старые языческие верования. Религиозность Катерины немыслима без солнечных восходов и закатов, росистых трав на цветущих лугах, полетов птиц, порханий бабочек с цветка на цветок.
Вспомним, как молится героиня, «какая у нее на лице улыбка ангельская, а от лица как будто светится». Что то иконописное есть в этом лице, от которого исходит светлое сияние. Но излучающая духовный свет земная героиня Островского далека от аскетизма официальной христианской морали. Ее молитва — светлый праздник духа, пиршество воображения: эти ангельские хоры в столпе солнечного света, льющегося из купола, перекликающиеся с пением странниц, щебетанием птиц. «Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится». А ведь «Домострой» учил молиться со страхом и трепетом, со слезами. Далеко ушла жизнелюбивая религиозность Катерины от изживающих себя норм старой патриархальной нравственности.
В мечтах юной Катерины есть отзвук христианской легенды о рае, божественном саде Эдеме, возделывать который завещано было первотворным людям. Жили они, как птицы небесные, и труд их был свободным трудом вольных людей. «Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью». Очевидно, что легенда о рае обнимает у Катерины и всю красоту жизни земной: молитвы восходящему солнцу, утренние посещения ключей — студенцов, светлые образы ангелов и птиц.
В ключе этих мечтаний Катерины и другое нешуточное стремление — полететь: «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь».
Откуда приходят и Катерине эти фантастические мечты? Не плод ли они болезненного воображения? Нет. В сознании Катерины воскресают вошедшие в плоть и кровь русского народного характера языческие мифы. А для народного сознания характерны всевозможные поэтические олицетворения. И Катерина у Островского обращается к буйным ветрам, травам, цветам по народному как к существам одухотворенным.
Не осознав этой первозданной свежести ее внутреннего мира, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной красоты ее народного языка. «Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем». И верно, цветущая заодно с природой душа иронии действительно «увядает» в мире Диких и Кабановых.
Нежность и удаль, мечтательность и земная страстность сливающих друг с другом в характер Катерины, и главным в нем оказывается не мистический порыв прочь от земли, а нравственная сила, одухотворяющая земную жизнь.
Душа героини Островского из числа тех избранных русских душ, которым чужды компромиссы, которые жаждут вселенской правды и на меньшем не помирятся.
В кабановском царстве, где вянет и иссыхает все живое, Катерину одолевает тоска по утраченной гармонии. Томление героини по земной любви духовно возвышенно, чисто: Каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись». Ее любовь сродни желанию поднять руки и полететь, от нее героиня ждет слишком многого. Любовь к Борису, конечно, ее тоску не утолит. Ни потому ли Островский усиливает контраст между высоким любовным полетом Катерины и бескрылым увлечением Бориса.
Душевная культура Бориса совершенно лишена национального нравственного приданого. Он единственный герой в «Грозе», одетый не по русски. Калинов для него трущоба, здесь он чужой человек. Судьба сводит друг с другом людей, несоизмеримых по глубине и нравственной чуткости. Борис живет настоящим днем и едва ли способен в серьез задуматься о нравственных последствиях своих поступков. Ему сейчас весело — и этого достаточно: «Надолго ль муж — то уехал?
О, так мы погуляем! Время то довольно… Никто и не узнает про нашу любовь. Сравним его реплики со словами Катерины: «Пусть все знают, пусть все видят что я делаю!.. Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?»
Какой контраст! Какая полнота свободной и открытой всему миру любви в противоположность робкому, сластолюбивому Борису!
Объясняя причины всенародного покаяния Катерины, не следует делать упор на суеверия и невежество, на религиозные предрассудки и страх. Подлинный источник покаяния героини в другом: в ее чуткой совестливости. Страх Катерины — внутренний голос ее совести. Катерина равно героична как в страстном и безоглядном любовном увлечении, так и в глубоко совестливом всенародном покаянии. Какая совесть! Какая могучая русская совесть! Какая могучая нравственная сила!
Трагедия Катерины, на мой взгляд, в том, что жизнь, ее окружающая, лишилась цельности и полноты, вступила в полосу глубокого нравственного кризиса. Душевная гроза, пережитая, — прямое следствие этой дисгармонии. Катерина чувствует свою вину не только перед Тихоном Кабанихой и не столько перед ними, сколько перед всем миром. Ей кажется, что вся вселенная оскорблена ее поведением. Только полнокровная и духовно богатая личность может так глубоко ощущать свое единство с мирозданием и обладать столь высоким чувством ответственности перед высшей правдой и гармонией, которая в нем закреплена.
Для общего значения пьесы очень важно, что Катерина, решительный, цельный русский характер, появилась не откуда то извне, а сформировалась в калиновских условиях. Именно в душе женщины из города Калинова рождается новое отношение к миру, новое чувство, еще не ясное самой героине. Это просыпающееся чувство личности. И это внушает надежду, что зреют в народе новые, свежие силы. Значит, и обновление жизни, радость свободы не за горами.