«Гроза» есть, без сомнения, самое решительное
произведение Островского; взаимные отношения
самодурства и безгласности доведены в ней
до самых трагических последствий… В «Грозе»
есть даже что-то освежающее и ободряющее.Н. А. Добролюбов
В свое время, когда пьеса А. Н. Островского «Гроза» только была написана, она произвела огромное впечатление на зрительскую и читающую публику. Возможно, впервые с такой изобразительной силой были показаны сцены семейной, «частной» жизни, тот произвол и бесправие, что были доселе скрыты за толстыми дверями особняков и усадеб. И в то же время это не была просто бытовая зарисовка, это была «трагедия, в которой с огромной силой прозвучал голос в защиту свободы человека» (по словам Н. А. Добролюбова). Эту огромную силу придавала особая правдивость, искренность, искусность автора, как это верно заметил другой критик, Д. И. Писарев: «Гроза» — картина с натуры, оттого она и дышит правдой».
Одним из главных, активных образов этой пьесы является образ грозы. Особенность его состоит в том, что, выражая символически идею произведения, он непосредственно участвует в действии драмы как реальное явление природы, вступает в действие в его решающие моменты, во многом определяет поступки героини. Этот образ очень многозначен, он освещает почти все стороны драмы.
Так, уже в первом действии над городом Калиновым разразилась гроза. Разразилась, как предвестие трагедии. Уже прозвучало у Катерины: «Я скоро умру», и она призналась Варваре в греховной любви. И уже соединилось в ее представлении предсказание сумасшедшей барыни о том, что гроза даром не проходит, и ощущение собственного греха с реальным ударом грома. Катерина устремляется домой: «Все-таки лучше, все спокойнее, дома-то я — к образам да богу молиться!».
После этого гроза умолкает ненадолго. Лишь в ворчании Кабанихи слышатся ее отголоски, но она не тревожит Катерину в сцене прощания с мужем, в монологе с ключом, когда вырвалась наружу ее любовь и одолела все сомнения. Не случилось грозы и в ту ночь, когда Катерина впервые после замужества почувствовала себя свободной и счастливой.
Но вот наступает четвертое, кульминационное действие, и начинается оно словами: «Дождь накрапывает, как бы гроза не собралась?». Мотив грозы уже не смолкает.
До появления Катерины Кулигин говорит Дикому о громоотводах («у нас грозы частые») и вызывает его гнев: «Какое еще там электричество? Ну как же ты не разбойник? Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожками какими-то, прости господи, обороняться. Что ты, татарин, что ли?».
А на цитату из Державина, которую в свою защиту приводит Кулигин: «Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю», — купец и вовсе не находит ничего, кроме: «А за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст!». Новое значение приобретает образ грозы: разум осужден в темном царстве, он встретился с непробиваемым невежеством, подкрепленным скупостью.
С новыми ударами грома появляется в галерее среди других лиц, спасающихся от дождя, семейство Кабановых. Теперь мотив грозы словно непосредственно обращен к Катерине, ее измученной душе. Масла в огонь подливают реплики окружающих (женщины, сумасшедшей барыни, Кулигина), спорящих об этой необыкновенной грозе. Все они создают единую тему, внутренне связанную с переживаниями Катерины, подготавливают тот момент, когда вырвется ее покаянный голос, когда она снимет с себя тяжкий груз. И после ее признания снова раздается удар грома.
Так образ грозы включает в себя почти все стороны происходящего в Калинове и вырастает в многомерный символ. В глазах Катерины это — божья кара, но она сама, стихия ее любви, ее последний шаг — это тоже гроза, освещающая, как вспышкой молнии, на миг все «темное царство». Гроза небесная гармонирует в пьесе с грозою нравственной, еще более ужасной. И свекровь — гроза, и, так же как для грозы небесной, нет для нее громоотвода, невозможно разумное ее разрешение. Молнии, прорезавшие небо над Волгой, задели долго молчавшего Тихона, сверкнули над судьбами Варвары и Кудряша.
В заключение хотелось бы привести слова А. Анастась-ева, как бы подводящие итог вышесказанному: «Как и в природе, гроза в драме А. Н. Островского соединяет в себе разрушительную и созидательную силу. Вот почему поэтический образ грозы выражает и то освежающее, и то ободряющее чувство, о котором говорил Добролюбов и которое является существенной чертой трагедии».