«Гроза» была задумана как комедия, что явствует из первой, черновой рукописи пьесы. Однако в ходе работы жанр изменился: на первой странице другого варианта рукописи мы видим, как слово «комедия» поправлено на «драму».
В дальнейшем мы внимательно вглядимся в трагедийную природу «Грозы», пока же отметим, что новый жанр — то есть судьбы героев, угол зрения писателя на жизнь и весь образный строй «Грозы» — внес новые черты в, казалось бы, знакомые типы, в конфликт и исход действия.
«Дикой и Кабаниха стоят в общем ряду Самодуров Островского, но все же многое отличает их от предшественников: совестно им никогда не станет. Здесь — новая мера обобщенности, сознательная генерализация главных черт этих характеров, за которыми открываются страшные силы, подавляющие людей в прошлой России. Дикой и Кабаниха — такие разные! — это неподвижные каменные глыбы, они словно бы застыли — один в своей дикой и злобной брани, другая — в ханжестве и деспотизме. Оттого-то и вынести это человеку, не потерявшему себя, невозможно, оттого резко, как никогда раньше, обострен конфликт «Грозы».
В основе драмы «Гроза» лежит столкновение бесправных и угнетённых с купцами — самодурами. Этот конфликт слагается из ряда частных конфликтов (столкновение Катерины и Кабанихи, Бориса и Дикого, Кулагина и Дикого и т.д.). Однако ведущим в развитии действия является столкновение Катерины с «темным царством». С ним соотнесены, ему подчинены остальные конфликты, что придает всей пьесе стройность и законченность.
Особенность конфликта пьесы заключается в том, что наряду со столкновением Катерины с самодурами автор показывает глубокую внутреннюю драму Катерины: страстный порыв героини к свободе и счастью сталкивается с её собственными представлениями о нравственности, сложившимися под воздействием того же «темного царства», против которого она «восстала». Не рассмотрев этого внутреннего конфликта, нельзя понять ни характера Катерины, ни идейного содержания социально-психологической драмы Островского.
«Грозу» не Островский написал… «Грозу» Волга написала». Если продолжить эту образно выраженную мысль известного литератора и рыцаря театра прошлого века С. А. Юрьева, то можно сказать, что Волга вошла в пьесу как ее лирическое начало, олицетворила мир, в котором случилась трагическая драма.
Скупая ремарка — «Общественный сад на берегу Волги; за Волгой сельский вид» — не только обозначение места действия. Писатель по природе театральный, уверенный в том, что пьеса пишется для сцены и вне сцены не выражается до конца, Островский слил воедино слово и сценическую картину, словесный и зрительный образы для него нераздельны. Вот почему песня Кулигина «Среди долины ровныя», его слова о красоте, разлитой в природе, которыми начинается «Гроза», — это не декларация, а зачин действия, и одновременно — лирический голос автора. Невольно вспоминается другой русский Драматург, Чехов: «Какие красивые деревья, и какая, в сущности, должна быть возле них прекрасная жизнь…»
Но жизнь многолика, внутренне конфликтна, и рядом с естественной красотой, вопреки этой красоте природы и человека, живут грубость, произвол, зависть, унижение, противные природе неволя и порабощение. С мудрой экономностью драматурга, с точным чувством силы контраста Островский открывает перед нами панораму города Калинова, где враждебно сосуществуют разные пласты и силы жизни. Вдали «размахивает руками, а затем и появляется купец Савел Прокофьевич Дикой, «значительное лицо в городе». Первая же реплика его, обращенная к племяннику, Борису Григорьевичу,
«баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед! Пропади ты пропадом!» — позволяет думать, что мы встретились ещё с одной вариацией самодура, известного нам и прежде. Но уж очень лют Дикой, брань, ругань, ни за что ни про что — это не только привычное обращение с людьми, но его натура, более того — содержание жизни.
Обратим, кстати, внимание на неожиданный смысл слова «сердце» в устах самодура. Савел Прокофьевич не раз повторяет его: «что же ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое!»; «изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня!». Понятие, которое обычно связывают с душевностью, любовью, сердечностью, здесь отождествляется с сердитостью, раздражением. Поразительно богатство и многокрасочность языка у Островского, но здесь вступает в силу еще одно его свойство: контрастность, заключающая в себе экспрессивность и динамичность слова. Дикой ругается всегда и со всеми. Если сложить почти все его реплики и вдуматься в то, как его аттестуют другие лица, то его можно охарактеризовать одним словом: ругатель. «Как с цепи сорвался», — говорит о нём конторщик Кудряш. И верно. Это его определяющее свойство сказывается не только в разговоре с подневольными — Борисом, Кулигиным, прохожим, даже с всевластной и равной ему богатой купчихой Кабановой.
Кабанова. Что это ты, кум, бродишь так поздно?
Дикой. А кто ж мне запретит?
Кабанова. Кто запретит? Кому нужно!
Дикой. Ну, и значит, нечего разговаривать. Что под началом, что ль, у кого? Ты еще что тут! Какого еще тут черта водяного!..
Правда, Кабаниха осадила кума — «Ну, ты не очень горло-то распускай! Ты найди подешевле меня!» — но очень показательно, что брань стала нормой поведения Дикого, и он не может остановиться даже при встрече с равным ему.
«Хороша тоже и Кабаниха», заметил мещанин Шапкин, продолжая разговор на высоком берегу Волги. На это ответ Кудряша: «Ну, да эта хоть по крайности, все под видом благочестия…» И вслед за Диким на бульваре вскоре появляется благочестивая Марфа Игнатьевна Кабанова со своим семейством — дочерь Варварой, сыном Тихоном и его женой Катериной.