…Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так, для больших оказий.А. С. Грибоедов
Есть книги, которые, рассказывая о прошлом, помогают лучше понять настоящее и его проблемы. Одной из таких книг, безусловно, является повесть Куприна «Поединок», помогающая нам лучше узнать жизнь русской армии начала двадцатого века.
Человек и армейская машина — вот, на мой взгляд, одна из самых главных проблем, рассмотренных в повести Куприна. Без армии нет войны. «Если солдаты опустят оружие, то повелители мира станут такими же слабыми, как последний из их подданных».
Чем больше совершенствуются орудия убийства, тем более важным становится состояние нравственности того, кто это оружие держит в руках, «человека с ружьем», военного. Это вызывает тревогу у Куприна, и я полностью согласен с писателем.
Для того чтобы «штамповать» бойцов, люди придумали машину — армию. Судьба человека, попавшего в эту машину, ставшего ее винтиком, трагична. Чтобы лучше это понять, давайте прислушаемся к словам тех, кто на себе испытал бездушие и бесчеловечие армейской машины, армейских офицеров. «Только вопрос: куда же мы с вами денемся, если не будем служить? Куда мы годимся, когда мы только и знаем — левой, правой, — а больше ни бе, ни ме, ни кукареку. Умирать мы умеем, это верно,» — сказал поручик Веткин главному герою повести подпоручику Ромашову. Им некуда было идти. У них не было специальности, они не умели зарабатывать хлеб другим трудом. Эта безысходность, как я думаю, самое тяжелое в их положении. Те немногие из офицеров, рискнувшие порвать с армией, возвращались назад, не найдя себе места в жизни, не отвыкнув от праздности, возвращались в убогое в нравственном отношении общество.
Однако Ромашов все же нашел в себе силы порвать с армией, хотя и не сумел довести свой разрыв до конца из-за гибели на дуэли. Ромашов не дал армейской машине стереть свое личное «я». Он не принял господствующего среди офицеров понятия о чести мундира: «Ну, если он порядочный человек, дворянин и так далее… зачем ке я буду на него, безоружного, нападать с шашкой». Юрий Алексеевич Ромашов не принял и этого грязного офицерского общества с его жизнью: «Сегодня напьемся пьягые, завтра в роту — раз, два, левой, правой — вечером опять будем пить, а послезавтра в роту. Неужели вся жизнь в этом?».
Но другого общества не было. Офицерам и их женам приходилось довольствоваться тем скудным обществом, которое было. Как убоги их развлечения и увлечения: «В полку между молодыми офицерами была распространена довольно наивная, мальчишеская игра: обучать денщиков разным диковинным, необыкновенным вещам». Человек, оторванный от своей среды, часто терял свое лицо и поддавался всеобщему армейскому «разложению». Но были и такие, которые среди этой праздной жизни сумели, как я думаю, выстоять и найти себя в любимом занятии: «Он (Брем) водил его от норы к норе и показывал ему своих любимцев, говоря о них с таким увлечением и с такой нежностью, с таким знанием их обычаев и характеров, точно дело шло о его добрых, милых знакомых».
В этой способности видеть и находить вокруг себя прекрасное, отдать ему себя всего без остатка, я замечаю несгибаемую волю человека и его высокий нравственный уровень.
Большинство же офицеров стоят на низком моральном уровне. Их разговоры носят грязный и пошлый оттенок. Я полностью согласен с мнением Назанского: «Они смеются: ха-ха-ха, это все философия!.. Смешно, и дико, и непозволительно думать офицеру армейской пехоты о возвышенных материях. Это философия, черт возьми, следовательно — чепуха, праздная и нелепая болтовня».
Создатели армейской машины сознательно снижают моральный уровень офицерства. Это неудивительно. Для того чтобы заставить человека убивать себе подобных, нужно разрушить у него все прежние представления о добре и зле, о справедливости, преступлении. Вместо этого ему вдалбливают в голову новые понятия, противоположные старым: «Очевидно, это происходит оттого, что его (Архи-пова) здоровый ум, привыкший наблюдать и обдумывать простые и ясные явления деревенского обихода, никак не может уловить связи между преподаваемой ему «словесностью» и действительной жизнью».
Но ведь офицерство — это ядро армии. Следовательно, нравственному разложению подверглась вся армия.
Я полагаю, что внушение человеку фальшивых, неестественных нравственных понятий — корень армейского зла.
Но внушение не является единственным приемом в формировании сознания людей-убийц: «Унтер-офицеры жестоко били своих солдат за ничтожную ошибку в словесности, за потерянную ногу при маршировке…» По мнению Куприна, насилие является неотъемлемым атрибутом духа армии: на нем держится воинская субординация и дисциплина, вся армия создана насилием. Куприн пишет о новобранцах: «Они стояли на полковом дворе, сбившись в кучу, под дождем, точно стадо испуганных и покорных животных, глядели недоверчиво, исподлобья». Попав в армию, эти молодые пареньки быстро утрачивают индивидуальность: «Они плясали, но в этой пляске, как и в пении, было что-то деревянное, мертвое, от чего хотелось плакать». Они сами начинают бить и издеваться: «Бьют его (Хлебникова) каждый день, смеются над ним, издеваются…» Это закономерно. При «изготовлении» солдатиков человека сначала вырывают из привычного общества, озлобляют, приучают бить другого человека. Куприн ставит в вину армии искажение природного назначения человека.
Недаром критика назвала «Поединок» Куприна поединком с армией.
Армейская машина убивает душу человека, вводит ему новые понятия о нравственности, искажает его природное назначение, заставляя убивать.
Это обвинение Куприн бросает царской армии. Я разделяю его мнение. Однако эти армейские черты остались и в современной армии. Повесть нашего современника С. Каледина «Стройбат» доказывает актуальность этой темы в наши дни: «Нет управы на губарей, законной — нет. А без закона — можно найти».
У армии свои законы, своя власть, свои методы. Так было и будет. Мне кажется, отважный смельчак, посмевший бросить вызов армейской машине, является в высшей степени гуманистом. Куприн предупредил человечество об опасности, таящейся в армии.
Пророчество и несомненный талант Куприна в том, что он увидел в ненависти военных к «шпакам» завязку буду: щей гражданской войны.
Книга, несущая правдивое слово, таящая в себе такое гениальное пророчество, бессмертна.